В современном языкознании достаточное внимание уделяется изучению семантики лексических единиц, отражающих то или иное понятие с позиции диахронии. В этом плане хотелось бы подчеркнуть то обстоятельство, что рассмотрение в историческом ракурсе значения слова зачастую связано с его многозначностью. Слово как элемент лексикона многозначно, его трактовка находит разное выражение в лингвистике. В диахроническом аспекте семантика слов рассматривается как с позиции лингвистики, так и с позиции литературоведения [4, 6].
Среди анализируемых направлений в языкознании следует отметить интерес лингвистов к изучению в диахроническом аспекте такого явления, как скрытая память слова. Исследователи данного направления берут за основу мысль о том, что любое лингвистическое описание должно выстраиваться в соответствии с принципом интегральности и осуществляться с установкой на реконструкцию языковой картины мира [1]. И эта реконструкция невозможна без обращения к понятию «внутренняя форма». Самигуллина перечисляет постулаты к осуществлению такого подхода:
1) материалом для реконструкции должны служить исключительно факты языка, например, лексемы;
2) картина мира, нашедшая своё отражение в языке, отличается от научной картины мира, т.к. имеет характер «наивной онтологии»;
3) языковая картина мира лингво- и этноспецифична [5].
Такой подход к изучению внутренней формы слов представляет собой приём раскрытия так называемой «скрытой памяти» языковых единиц, под которой Т.М. Николаева понимает определённую способность лексем, грамматических форм, синтаксических моделей замещать друг друга в процессе коммуникации в диахроническом аспекте [3].
С этим подходом перекликается такое направление изучения лексической системы языка с позиции диахронии, как развитие лексики в рамках специального дискурса. Среди факторов, оказывающих влияние на процесс формирования рассматриваемого слоя лексики, большое значение имело и развитие абстрагирующей способности мышления в целом. Отсюда многозначность древних лексем сохраняет следы меньшего расчленения понятийной сферы средневековым мышлением [2].
Одним из новых направлений является в языковедении исследование по данным лексики в рамках диахронического подхода менталитета народа, говорящего на этом языке [7].
Обзор подходов к изучению содержательного плана лексического состава языка в диахронии демонстрирует их многообразие. Научный интерес представляет определение динамики развития лексемы «der Mut» немецкого языка в диахроническом аспекте, выражающее понятие «мужество». Такой подход связан с тем обстоятельством, что эволюция абстрактных лексических единиц, к числу которых и относятся анализируемые лексемы, отличались диффузным характером, и в их смысловой структуре могли совмещаться понятия, которые редко или почти никогда не встречаются в семантике современных слов. Прежде всего, следует дать этимологическую характеристику лексемы «der Mut».
Эта лексема имела в средневерхненемецком языке форму «muot» и восходила к индоевропейскому глагольному корню mē-, mō-, который обладал значением «к чему-либо сильно стремиться, усиленно это требовать, быть взволнованным». По своему происхождению это германское слово, и первичным его значением было яркое выражение внутреннего негодования и душевного волнения, и часто оно использовалось в значении «гнев». Затем оно обозначало разум человека и меняющиеся состояния души. Употребляемые сегодня значения «храбрость, мужество» стали проявляться только с XVI века. В средневерхненемецком языке можно встретить производные от этого слова: «muotwille» – собственное, свободное решение; «übermuot» – выраженное настроение человека [11].
Материалом для исследования послужили печатные и электронные оригинальные тексты на средневерхненемецком языке, их переводы на нововерхненемецкий язык. Лексема «der Mut» имела вид «muot» и могла выражать в средневерхненемецких текстах такой перечень значений, как
– мужество
Des enist mir niht ze mvote sprach do Sifrit
daz mir svln rechen ze Rine volgen mit
durch deheine hervart daz were mir leit
da mit ich solde ertwingen die vil herlichen meit [9];
– мужество как радостное настроение
Siegfried war geheißen der selbe Degen gut.
Er besuchte viel der Reiche in hochbeherztem Muth.
Durch seine Stärke ritt er in manches fremde Land:
Hei! was er schneller Degen bei den Burgonden fand! [15];
– мужество, исходящее из взволнованного состояния души
Mit grozen sorgen hat min lip
gerungen alle sine zit.
ich hete liep daz mir vil nahe gie:
dazn liez mich nie
an wirheit keren minen muot.
daz was diu minne, diu noch manegen tuot
daz selbe klagen.[13];
– взволнованность
Swenne ich stân aleine in mînem hemede,
únde ích gedenke an dich, ritter edele,
sô erblüet sich mîn varwe, als der rôse an dem dórne tuot,
und gewinnet daz herze vil manigen trûrìgen muot.[14];
– гнев
Einer frowen was ich zam,
diu ane lon min dienest nam.
von der sprich ich niht wan allez guot,
wan daz ir muot
zunmilte ist wider mich gewesen [13];
– храбрость
Da sprach zu dem König von Metz Herr Ortewein,
Reich und kühnes Mutes mochte der wohl sein:
«Da wir sie nicht erkennen, so heißet jemand gehn
Nach meinem Oheim Hagen: dem sollt ihr sie lassen sehn» [12];
– сильное стремление
Ik gihorta dat seggen,
ðat sih urhettun ænon muotin,
Hiltibrant enti Haðubrant untar heriun tuem [10];
Анализ примеров из электронных художественных текстов XX века на немецком языке показал, что в них лексема «der Mut» может представлять значения:
– мужество
Da endlich hatte er vollkommen Wehrlose in der Hand; da gehörte zum Ausplündern auch keine Spur von Mut (Meyrink, 1916);
– решительность
Tags darauf war ich, wie stets nadi einer starken Zeche, bei wohlig kühler Laune, faßte Mut und suchte den Schreiner auf, um die Komödie endlich zum Abschluß zu bringen (Hesse, 1904);
Heute hat man nichts — höchstens ein bißchen Verzweiflung, ein bißchen Mut und sonst Fremde innen und außen (Remarque, 1945);
– рискованность
... und schon sind die Generalstäbler dabei, eine Nibelungenwelt zu beschwören, von Atomwaffen zu träumen, vom heldenhaften Vernichtungskampf im Falle eines Angriffs, das Ende der Armee soll auch der Nation das Ende bereiten, gründlich, stur und endgültig, während ringsherum schon längst unterjochte Völker mit Mut und List davonzukommen wissen (Dürrenmatt, 1985);
– бесстрашие
Viele Tage verließ sie das Haus nicht. Ihr Mut war so stark, daß der Mißerfolg sie nicht schlug, sie begriff ihn kaum. Er brachte sie nur deutlich zu sich, entfernte sie von dem Hin- und Herbewegen und legte sie fest (Edschmid, 1920);
– решимость
«Unsinn», machte ich den beiden Mut. «Etwas Besseres als die Polizei hätte uns nicht begegnen können» (Dürrenmatt, 1985);
– храбрость
Aus dem Tale des Nesenbachs heraus wie aus dem des Neckars verkündete der laute, eherne Mund der Glocken das Hohelied von Mut, von Kühnheit und dem Menschengeist, der sich über den einengenden Erdenkreis hinaus erhob und sich einen Verkehr mit jenen fernen, geheimnisvollen Welten anzubahnen anschickte... [8]
– наличие силы
«Laß mich nicht allein hier, nur heute nicht; ich weiß nicht, was es ist, aber nur heute nicht! Morgen werde ich Mut haben, aber heute kann ich es nicht; ich bin mürbe und weich und falle zusammen und habe keine Kraft mehr; Sie hätten mich nicht herausnehmen sollen, nur heute nicht — ich kann jetzt nicht allein sein» (Remarque, 1945).
Имея данные о семантической репрезентации понятия «мужество» посредством лексемы «der Mut» в средневековых и современных текстах, можно обнаружить следующую динамику развития значений, которая схематично представляется так:
Как показывает схема, понятие «мужество» в средневерхненемецких и нововерхненемецких текстах было отображено значением «мужество», которое в средние века воспринималось как радостное настроение или как чувство, исходящее из взволнованного состояния души. Изучаемое понятие семантически в одинаковой степени представлялось как в средневековых, так и в современных текстах значением «храбрость». Вполне вероятным можно считать, что отражающее данное понятие значение «сильное стремление» в средневерхненемецких текстах и значение «наличие силы» в современных текстах связаны друг с другом. В современных немецких текстах мы не встретили значения «взволнованность, гнев», присутствующие у данной лексемы в средневерхненемецких текстах. Но в нововерхненемецких текстах ядерная лексема способна своими значениями «решительность, решимость, рискованность и бесстрашие» детализировать репрезентацию изучаемого понятия.
Рецензенты:
Попова Л.Г., д.ф.н., профессор кафедры теоретической и прикладной лингвистики Института иностранных языков Московского городского педагогического университета, г. Москва;
Попова Н.В., д.ф.н., доцент кафедры иностранных языков Мичуринского государственного аграрного университета, г. Мичуринск.
Работа поступила в редакцию 11.07.2013.