Криминологическое изучение личности преступника осуществляется главным образом для выявления и оценки тех ее свойств и черт, которые выступают источником, субъективной причиной преступных действий. Лица, совершающие преступления, отличаются друг от друга по демографическим, правовым, психологическим и иным признакам с одной стороны, а с другой – они по тем же признакам схожи, образуют устойчивые группы. Поэтому возникает необходимость классификации и типологии преступников. В советской юридической науке эти вопросы вначале решались с позиций уголовного права и исправительно-трудового права. В связи с этим в основу классификации брались социально-демографические (пол, возраст, род занятий и т.д.) и правовые критерии. Последние включают характер и степень тяжести совершенных преступлений, совершения преступлений, объект преступного посягательства, форму вины и т.д. Классификации, предлагаемые криминологами, обычно исходят из нравственных психологических признаков личности преступника, степени общественной опасности правонарушителей, ее глубины, стойкости, содержания.
УК РСФСР 1922 года не дает ясной и четкой классификации преступников, если не считать классовый критерий [4]. Чрезвычайно скудными были, например, нормы, которые характеризовали преступления несовершеннолетних. Удельный вес данного вида преступности по статистическим данным был относительно невелик, но надо иметь в виду, что к 1930 году более двух третей дел об общественно опасных действиях несовершеннолетних рассматривались комиссиями по делам несовершеннолетних и, следовательно, не попадали в уголовную статистику.
Значительная часть совершавшихся в 1921–1925 гг. преступлений была связана с наличием беспризорности (вновь обострившейся в результате голода в Поволжье) и безработицы, усилившейся в результате перемещения населения в города в связи с «аграрным перенаселением». Наличие беспризорности и безработицы существенно влияло на уровень не только краж и хищений, но и преступлений против общественного порядка. Как отмечалось в этой связи в резолюции XV партконференции (1926 г.), «длительная безработица и вынужденное безделье» части молодежи обусловливают в ее среде процессы морального разложения и вырождения в антиобщественный элемент. В свою очередь последний заражает «своей психологией в силу бытовой близости значительную часть работающей молодежи». Поэтому возрастает волна хулиганства, «выявляя и возрождая позорные нравы и пережитки дореволюционного прошлого». Поэтому планомерная борьба с беспризорностью и безработицей молодежи рассматривалась как стержневая линия устранения причин хулиганства в сочетании с мерами, обеспечивающими повышение культурно-образовательного уровня, перспективу роста на производстве, культурный досуг.
В криминологии известны неоднозначные направления изучения личности преступника. Нужно говорить об интегрирующих антропологических и социологических направлениях, синтезе познавательного и научного наследия различных криминологических школ. Доктор юридических наук, Долгова А.И., считает, что в криминологии изучение личности преступника должно быть подчинено выявлению закономерностей преступного поведения, преступности как массового явления, их детерминации, причинности и разработке научно обоснованных рекомендаций по борьбе с преступностью. Наряду с антропологическим подходом существует и преобладает другой подход, который жестко отрицает биологизацию преступного поведения. Так, в начале ХХ века А.А. Пионтковский писал, что нельзя объяснять изменчивое социальное явление – преступление − постоянными свойства и природы человека, в том числе «преступного человека». На социальные корни преступного поведения указывает известный советский криминолог А.А. Герцензон. По его мнению, криминологу незачем погружаться в глубинную сущность личности, искать биологические истоки поведения. И.С. Ной, В.П. Емельянов утверждают, что только определенный состав экономических, идеологических, социальных, биологических факторов дает реакцию, называемую преступлением. Ю.М. Антонян призывает рассматривать причинность совершения преступления с позиции психофизиологических характеристик преступника. Представляется справедливым, что данные генетики, биологии, медицины должны в первую очередь учитываться судебными психологами и судебными психиатрами при решении вопросов о вменяемости. Необходимо четко проводить границу между психической болезнью и неболезненными проявлениями, между мерами наказания и принудительным лечением [3].
Вместе с тем мы исходим из того, что личность преступника есть совокупность интегрированных в ней социально значимых негативных свойств, образовавшихся в процессе многообразных и систематических взаимодействий с другими людьми. Эта личность, являющаяся субъектом деятельности, познания и общения, конечно, не исчерпывается только указанными свойствами, которые к тому же обычно поддаются коррекции. В то же время социальный характер личности преступника позволяет рассматривать ее как члена общества, социальных групп или иных общностей, как носителя социально типичных черт. Включение преступника в активное и полезное групповое общение выступает в качестве важного условия его исправления [2].
К наиболее важной черте криминологической характеристики личности преступника прежде всего следует отнести ее социально-демографическую характеристику. Данные о социальном положении и роде занятий лиц, совершивших преступления, позволяют сделать выводы о том, в каких социальных слоях и группах, в каких сферах жизнедеятельности наиболее распространены те или иные преступления.
По состоянию на 1923 год 60 % тюремного населения принадлежит к рабочим и крестьянам. При этом 44 % от общего числа осужденных отбывали наказания за кражу. При абсолютном преобладании преступности в сельских местностях (до 75 % общей массы осужденных) число дел на 10000 населения распределяется между городом и деревней следующим образом: губернские города – 418, прочие города – 403 и сельские местности – 121 дело [1]. Городская преступность характеризуется относительным преобладанием имущественных преступлений, а сельская − преступлениями против личности. Отмечается «омоложение» возраста преступников, основная масса которых имела возраст от 18 до 35 лет.
Питательной средой уголовной преступности, нередко смыкавшейся с контрреволюционной, являлись как деклассированные элементы, так и профессиональные преступники, рецидивисты, в том числе оказавшиеся на свободе после амнистии, объявленной Временным правительством [6]. Вместе с тем нельзя не признать, что понятие личности преступника в определенной мере условное и формальное, поскольку отнесение определенных действий к числу преступных зависит от законодателя. Он же, как известно, может отменить уголовную ответственность за поступки, которые ранее им рассматривались как преступные. Но есть вечные преступления – убийства, телесные повреждения, изнасилования, кражи и ряд других, за которые карают всегда. Эти преступления составляют ядро преступности, и черты личности преступника более всего характерны для виновных в их совершении [5].
По статистике за 1922 год учитывалось не только занятие осужденного, но и положение его в нем, а именно: был ли он хозяином, служащим или рабочим. Эти данные являлись наиболее показательными для определения классово-социальной принадлежности и ложились в основу принятой в то время классификации. В этой классификации выделялись хозяева и помогающие им члены семьи, а также рабочие. Среди военнослужащих выделялись лица командного состава и красноармейцы и т.д. [7].
Проведение сравнительного анализа преступности в годы нэпа сводилось к определению процентных соотношений, не прибегая к абсолютным цифрам. Одной из причин такого состояния статистики стало отсутствие точных сведений о всем населении. Как следствие, в статистике приводятся сравнительные данные о преступлениях отдельно относительно мужчин и женщин, однако исчерпывающего значения эти данные не имеют. Вместе с тем из статистики видно, что в 1922 году произошло процентное уменьшение числа женщин, совершивших преступления. Классово-социальная позиция классификации преступников предопределила выделение среди социальных групп трех категории преступников. К первой категории были отнесены все занимающиеся сельским хозяйством (кроме служащих сельского хозяйства), «рабочих других занятий» и красноармейцев. Во вторую группу включались хозяева, лица интеллигентного труда, служащие и командный состав. Третья группа состояла из лиц неизвестных. Безусловно, что такой подход был предопределен известными политическими и идеологическими условиями того времени. Вместе с тем он вносил определенные затруднения в определение криминологической характеристики личности преступника [8].
О социальном составе осужденных за хозяйственные преступления можно судить и по данным Верховного Суда РСФСР за 1925 год. Эти данные касаются осужденных по статьям 127, 128, 128-а и 131 УК РСФСР 1922 года, т.е. осужденных за разного рода бесхозяйственность. Так как субъекты этих деликтов обычно должностные лица, то они и помечены в докладе как «служащие»: они составляют 84 % общего числа осужденных по указанным статьям. Кроме того, 5 % составляют рабочие, 0,5 % – крестьяне, 9,5 % – нетрудовые элементы. Из перечня хозяйственных преступлений А.Н. Трайнин выделял как самостоятельный вид трудовые деликты (статьи 133–135 УК РСФСР 1922 года). Так, за 1924 год за трудовые деликты было осуждено 6860 человек (мужчин). Среди них: хозяев − 61,3 %; служащих − 23,1 %; рабочих – 4,3 %; лиц свободных профессий – 1,2 %; прочих – 10,1 %. При этом в 1924 году весьма значительным было число дел о неправильном приеме и увольнении – 45,2 %. Эти показатели косвенно подтверждаются данными о местах совершения трудовых нарушений.
Таким образом, с 1920 по 1930 год вырисовываются определенные особенности личности преступников, связанные с особенностями социальной обстановки того времени.
Рецензенты:
Головин А.А., д.э.н., профессор, зав. кафедрой экономики и управления Юго-западного государственного университета, г. Курск;
Новичков В.Е., д.ю.н., профессор, зав.кафедрой теории государства и права, АКОО ВПО «Индустриальный институт», г. Курск.
Работа поступила в редакцию 07.12.2012.