Scientific journal

Fundamental research

ISSN 1812-7339

"Перечень" ВАК

ИФ РИНЦ = 1,984

Введение

За последние 20 лет российский сектор малого бизнеса прошел неоднозначную эволюцию. С одной стороны, доля малых и средних предприятий (МСП) в валовом внутреннем продукте увеличилась с 12 % в начале 2000-х гг. до примерно 21 % к 2024 г., а число зарегистрированных субъектов превысило 6,5 млн чел. С другой –структурные и институциональные ограничения, высокая регуляторная нагрузка и территориальные диспропорции продолжают сдерживать потенциал данного сегмента. На этом фоне вопрос о факторах, способствующих устойчивому развитию и повышению конкурентоспособности малых предприятий, становится предметом интенсивных научных дискуссий и прикладных исследований. Одним из перспективных, но недостаточно изученных факторов выступают инклюзивные технологии. Географическая, социальная и цифровая доступность давно признана важнейшей составляющей качества жизни населения и социального капитала территорий. Программы «Доступная среда» и национальные проекты по цифровой трансформации неизбежно формируют спрос на инновации, ориентированные на потребителей с инвалидностью, пожилых граждан и иные группы, испытывающие барьеры в получении товаров и услуг. При этом малая экономика обладает уникальной гибкостью и способностью к нишевой специализации, что потенциально делает малые фирмы первыми бенефициарами и проводниками инклюзивных решений на рынок.

В российской практике инклюзивность традиционно ассоциировалась с социальной сферой и сферой образования. Однако в 2020-е гг. вектор сместился: внедрение адаптивных интерфейсов, сервисов озвучивания, тифлокомментирования, чат-ботов с поддержкой жестового языка и других технологий для людей с ограниченными возможностями здоровья стало частью цифровой трансформации бизнеса. Тем не менее масштабы применения подобных решений в микро- и малых компаниях остаются фрагментарными. Согласно оценке авторов на основе мониторинга региональных порталов «Мой бизнес» и данных ФНС, в Москве около 15 % микропредприятий имеют официально зарегистрированные элементы «доступной среды», тогда как во Владикавказе –лишь 3 %. Такая диспропорция поднимает вопрос: действительно ли изменение модели сервиса приводит к измеримым экономическим эффектам или речь идет о «предмодернизации», не влияющей на ключевые показатели?

Исследования, посвященные влиянию инклюзивных технологий на развитие малого бизнеса, можно условно сгруппировать в шесть тематических блоков. Первый блок рассматривает цифровую трансформацию системы образования и социальной поддержки как предпосылку для появления рыночного спроса на инклюзивные решения. Авторы подчеркивают, что интеграция облачных платформ, искусственного интеллекта и сервисов удаленного взаимодействия снижает транзакционные издержки доступа к услугам для людей с инвалидностью, а следовательно, формирует новую потребительскую нишу для малых предприятий [1–3]. Инклюзивные сервисы в данном контексте рассматриваются не столько как социальная обязанность, сколько как источник инновационного спроса, создающий предпосылки для диверсификации продуктовой линейки и повышения маржинальности.

Во втором блоке анализируется институциональная устойчивость малых и средних предприятий в постпандемический период. Исследования показывают, что информационно-коммуникационные технологии выступают критическим ресурсом сохранения операционной деятельности: фирмы, быстро перешедшие на дистанционные каналы продаж и сервисы онлайн-поддержки, демонстрировали более высокую выживаемость и темпы роста выручки [4–6]. Важно, что цифровая инфраструктура становится проводником инклюзивности: чем более разветвленной оказывается сеть онлайн-касания с клиентом, тем легче компании масштабировать адаптивные интерфейсы без значительных капитальных затрат.

Третий блок посвящен региональным различиям в доступности инклюзивных товаров и услуг. Работа указывает на усиление «цифрового разрыва» между столичными агломерациями и периферийными территориями: там, где региональные программы субсидирования цифровизации развернуты в полном объеме, показатель внедрения инклюзивных решений в малом бизнесе превышает 10 %, тогда как в регионах с ограниченной поддержкой он остается на уровне 3–5 % [7– 9]. Отмечается также корреляция между индексом цифровой готовности субъектов федерации и долей социальных предприятий, что подтверждает связь между технологической зрелостью и социальной ориентацией бизнеса.

Четвертый блок рассматривает механизмы регионального роста малого бизнеса и выявляет зависимость темпов расширения сектора от качества институтов и инфраструктуры поддержки [10–12]. В частности, показано, что наличие специализированных сервисов –акселераторов, бизнес-инкубаторов и консультационных платформ по адаптации среды –ускоряет выход малых фирм на внешние рынки и увеличивает долю экспортной выручки. Такой результат важен для оценки экономической целесообразности инвестиций в инклюзивность: доступ к международной аудитории сбыта усиливает мотивацию предпринимателей адаптировать продукцию под стандарты универсального дизайна.

Пятый блок литературы акцентирует внимание на социокультурных измерениях инклюзии. Исследования демонстрируют, что развитие инклюзивного туризма, жилищных и рекреационных сервисов повышает социальную сплоченность территорий, формируя дополнительные кластеры малого предпринимательства [13–15]. При этом подчеркивается мультипликативный эффект: каждая инвестиция в безбарьерную инфраструктуру создает цепочку смежных бизнес-услуг, от логистики до маркетинга. Отсюда вывод о том, что инклюзия способна работать как экосистемный драйвер, вовлекая в экономический оборот ранее исключенные группы населения.

Цель исследования –проанализировать уровень внедрения инклюзивных технологий и оценить его влияние на конкурентоспособность и устойчивое развитие малого бизнеса в России.

Материалы и методы исследования

Эмпирической базой послужили две группы данных:

1. Инклюзивность –сведения порталов «Мой бизнес», госреестра сертификации доступной среды и открытых данных региональных министерств экономического развития: число предприятий, заявивших о наличии инклюзивных решений.

2. Конкурентоспособность –статистика ФНС о количестве субъектов МСП, динамике их совокупной выручки, а также сведения Российского экспортного центра о числе экспортеров-МСП.

Показатели нормированы по методу мин-макс для сопоставимости. Далее рассчитаны:

1. Индекс инклюзивности (II): отношение доли предприятий, внедривших инклюзивные технологии, к максимальному значению по выборке.

2. Индекс конкурентоспособности (IC): усредненная нормированная величина темпа роста выручки, доли экспортеров и плотности МСП (на 1000 жителей).

3. Индекс устойчивого развития (IS): среднее нормированное значение доли занятых в МСП и концентрации социальных предприятий.

Поскольку целью исследования была количественная проверка влияния инклюзивных технологий на экономические показатели малого бизнеса, в анализ включены 16 российских городов-миллионников и Владикавказ, где сохранена репрезентативность как для высокоиндустриализированных территорий, так и для периферийного рынка. Использованы официальные данные ФНС, Росстата, Российского экспортного центра и портала «Социальное предпринимательство».

Результаты исследования и их обсуждение

Прежде чем интерпретировать взаимосвязи, важно отметить пространственную неоднородность: если в столицах доля инклюзивных микропредприятий достигает 15 %, то во Владикавказе она не превышает 3 %. При этом различия по темпам роста оборота достигают 15 процентных пунктов. Такая диспропорция создает естественный «контрастный тест»: сравнивая города с крайними значениями II, можно оценить, насколько инклюзивные технологии действительно трансформируют конкурентную позицию и устойчивость малого бизнеса (табл. 1).

Конкурентоспособность малого бизнеса является многомерной категорией, включающей количественные (выручка, экспорт, плотность предприятий) и качественные (скорость инноваций, гибкость бизнес-моделей) параметры. В рамках настоящего исследования под конкурентоспособностью понимается совокупное превосходство фирмы либо территории по стоимости, качеству и доступности предложений на рынке, выраженное через три нормализованных показателя: темп прироста выручки, численность субъектов МСП на 1000 жителей и удельный вес экспортеров-МСП. Таблица 2 агрегирует официальные данные ФНС и Российского экспортного центра, отражая разные уровни экономической активности: столичные агломерации (Москва, Санкт-Петербург) демонстрируют максимальную концентрацию ресурсов, региональные центры Поволжья и Сибири занимают промежуточные позиции, тогда как периферийный Владикавказ иллюстрирует ситуацию низкой рыночной емкости и ограниченного доступа к внешним каналам сбыта.

Таблица 1

Уровень внедрения инклюзивных технологий в малом бизнесе

Источник: составлено авторами на основе данных Федеральной налоговой службы. Единый реестр субъектов малого и среднего предпринимательства. [Электронный ресурс]. URL: https://rmsp.nalog.ru/ (дата обращения: 15.05.2025).

Таблица 2

Конкурентоспособность малого бизнеса

Источник: составлено авторами на основе данных Федеральной налоговой службы. Единый реестр субъектов малого и среднего предпринимательства. [Электронный ресурс]. URL: https://rmsp.nalog.ru/ (дата обращения: 15.05.2025).

Между долей инклюзивных предприятий и конкурентными результатами прослеживается четкий количественный градиент. Москва при 15 % инклюзивных МСП зафиксировала 927 тыс. субъектов и прирост оборота 15 % год к году, тогда как Санкт-Петербург при 12 % –377 тыс. субъектов и рост 13 %. В группе «средней» инклюзивности (8–10 %) Новосибирск показал 150 тыс. предприятий и прирост 8 %, Казань –180 тыс. и 9 %, Екатеринбург –214 тыс. и 10 %. У городов с инклюзивностью ≤ 7 % рост оборота замедляется: Челябинск 6 %, Омск 5 %, Красноярск 5 %. Минимальный показатель у Владикавказа: при 3 % инклюзивных фирм зарегистрировано 20 тыс. субъектов МСП и прирост выручки лишь 3 %. Разница между лидером (15 %) и аутсайдером (3 %) по темпу роста оборота составляет 12 п.п., а по плотности МСП –почти 40 ед. на 1000 жителей. Доля экспортеров-МСП в высокоинклюзивных городах достигает 4,2 % против 1,1 % в низкоинклюзивных. Следовательно, каждые дополнительные 2 п.п. инклюзивных решений статистически ассоциируются с приростом темпа роста выручки на 0,5 п.п. и увеличением экспортной активности на 0,2 п.п. Эти цифры подтверждают, что инклюзивность выступает не побочным, а прямым фактором конкурентных преимуществ малого бизнеса.

Таблица 3 представляет сводную интегральную картину влияния инклюзивности, ранжируя города по трем кластерам: высокий, средний и низкий уровень II. Каждая строка содержит средние значения индексов конкурентоспособности (IC) и устойчивости (IS), рассчитанные на базе нормализованных первичных показателей из табл. 1 и 2. Методология кластеризации выбрана исходя из логики управленческих решений: администрациям требуется понимать не только индивидуальные цифры, но и относительное положение территории внутри группы аналогов.

Таблица 3

Группировка городов по уровню инклюзивности и итоговым средневзвешенным индексам конкурентоспособности (IC) и устойчивости (IS)

Источник: составлено авторами.

Пороговые значения 0,66 и 0,33 взяты по правилу «третьей» –простому и интуитивному для регуляторов и бизнеса. Введенные агрегаты позволяют быстро диагностировать «сильные» и «слабые» стороны региона: например, город может иметь умеренный IC, но высокий IS, что укажет на социально ориентированную, но экономически инертную модель; противоположная ситуация сигнализирует о риске социальной нестабильности.

Пороговые значения рассчитаны по нормализованному индексу инклюзивности (II): II = (доля % –3) / (15 –3). Высокий уровень соответствует фактической доле инклюзивных предприятий > ≈ 11 %, средний –≈ 7–11 %, низкий –< ≈ 7 %. Разница между кластерами по IC достигает 0,54 пункта (0,81 против 0,27), что соответствует разнице в среднегодовом приросте оборота 9,4 п.п. Аналогично разрыв по IS составляет 0,51 пункта (0,79 против 0,28), что трансформируется в различие по занятости 25 п.п. и по количеству социальных предприятий > 220 ед. Высокий кластер охватывает 26 % совокупного населения выборки, но генерирует 39 % оборота МСП; низкий –18 % населения и лишь 6 % оборота. Множественная регрессия (IC, IS ~ II + контрольные переменные) подтверждает вклад инклюзивности: коэффициенты при II равны 0,43 (t = 3,17) и 0,46 (t = 3,41) соответственно, а модель объясняет до 58 % дисперсии IC и 61 % IS. При сценарном увеличении II низкого кластера до среднего уровня (рост в среднем на 5 п.п.) прогнозируется: прирост оборота МСП на ≈4,3 п.п., создание ≈8 тыс. новых рабочих мест и регистрация ~90 дополнительных социальных предприятий. Следовательно, системные меры по стимулированию инклюзивности способны принести эквивалент двухлетнего органического роста экономики МСП, что делает их стратегически приоритетными для региональной политики.

Выявленные закономерности свидетельствуют:

1) инклюзивные технологии расширяют рынок потребителей, повышая выручку;

2) формируют позитивный имидж бренда, способствуя привлечению персонала и росту занятости;

3) создают предпосылки для диверсификации бизнеса через социально-экологические проекты, что повышает устойчивость к макрошокам.

Ограниченным фактором остается недостаток знаний и финансирования у малых фирм, особенно в регионах с низким II; здесь требуется целевая поддержка.

Заключение

Проведенное исследование подтвердило гипотезу о положительном влиянии инклюзивных технологий на конкурентоспособность и устойчивое развитие малого бизнеса в России. Количественная база, охватывающая 16 городов, показала, что где доля предприятий, использующих адаптивные решения, превышает 10 %, малый бизнес растет быстрее, а его вклад в занятость и социальные инициативы значительнее. При этом выявлен ярко выраженный территориальный разрыв: столицы и крупные центры демонстрируют «инклюзивный рост», тогда как периферийные рынки остаются на уровне «пилотных проектов». Это требует институциональной реакции. Во-первых, необходимо расширить федеральные программы субсидирования цифровой доступности, сделав их доступными для микробизнеса и ИП. Во-вторых, стандарты инклюзии следует интегрировать в критерии госзакупок и сертификацию сервисов, создавая стимул для распространения практик. В-третьих, важна образовательная поддержка: создание методических центров, менторских сетей и отраслевых кейс-банков. Научная новизна работы заключается в использовании комплексного индекса инклюзивности, сопоставимого с индексами конкурентоспособности и устойчивости, что позволяет количественно оценить экономический эффект. Перспективы дальнейших исследований связаны с более детальным отраслевым разрезом, анализом долгосрочных эффектов и включением показателей ESG-отчетности малых компаний. В практическом плане результаты могут служить аргументом для бизнеса в пользу инвестиций в адаптивные интерфейсы и универсальный дизайн, а для государства –ориентиром при разработке мер поддержки МСП. В условиях стремительного технологического прогресса и демографических вызовов именно инклюзивные решения способны сочетать коммерческую эффективность с социальной значимостью, превращая малый бизнес в драйвер устойчивого и ответственного экономического роста России.