В богатом и разнообразном устном творчестве осетин значительное место занимают эпические сказания, представляющие в гармоническом единстве эпический мир героев. Они бытуют как в поэтической, так и в прозаической форме.
В фольклоре осетин сохранились три эпоса: поэма о Нартах (Нарты кадджытæ), сказания о Даредзанта (Даредзанты таурæгътæ), легенды о Царциата (Царциаты таурæгътæ, Царциаты диссæгтæ). Хотя все три поэтических произведения отражают одну мифосистему и в них встречаются одни и те же мифологические образы, относящиеся к так называемым небожителям – зэдам и дуагам, каждый из них является самостоятельным произведением. Нет в них одинаковых сюжетов, образов.
Наиболее популярным и содержательным эпическим произведением по праву считается поэма о Нартах. В национальных вариациях Нарты бытуют у ряда народов Северного Кавказа. Нартовский эпос по своей художественной и культурологической значимости приравнивается к таким шедеврам народного творчества, как Илиада, Калевала, Махабхарата, Манас и др.
Корни Нартовского эпоса осетин восходят ко II тысячелетию до н.э., к эпохе единства иранских народов, что находит отражение в нартовско-авестийских параллелях [12, с. 24–125]. Пройдя сложную эволюцию, разрозненные мифы стали формироваться в цельное эпическое произведение в IX–XI вв., во времена становления и расцвета аланского государства. Видимо по этой причине многие исторические события, происшедшие в XIV–XVII вв. в истории осетин, не нашли отражение в эпосе, в то время как отголоски тех событий и персоналий сохранились в исторических преданиях.
Первые сведения о бытовании нартов у народов Северного Кавказа относятся ко второй половине XVIII – началу XIX века. Но эти упоминания связаны, прежде всего, с толкованием названия минеральной воды «нарзан». (1776 г. Рейнегс дает слово «нарзан» как черкесское, обозначающее напиток гигантов и святых [11]; 1802 г. Паллас П.С. расшифровывает как «напиток богатырей» [10]; 1809 г. Гюльденштет называет нарзан напитком великанов и духов [2]). О наличии у осетин нартовского эпоса впервые упоминает выдающийся немецкий востоковед и путешественник, адъюнкт азиатских языков русской Академии Юлиус Клапрот [6]. Первый небольшой по объему сюжет, зафиксированный им, повествует о взятии крепости Уарп Батразом, сыном Хамица. Но уже со 2-й половины XIX в. начинается активное собирание текстов нартовских сказаний.
Героический эпос любого народа рассматривается и истолковывается в двух аспектах: в аспекте мифа и в аспекте истории. Нартовский эпос не составляет исключения. В нем отразились и древние мифы, и историческая действительность.
Историчность нартовского эпоса состоит, прежде всего, в том, что в нем отражен определенный социальный уклад. В эпосе живописными красками передаются картины быта и нравов нартовского общества. Осетинские мифы, верования, праздники, ритуалы, похоронные обряды, исторические события, военное искусство, молитвословия и другие традиции получили свое отражение в нартовском эпосе. По этому поводу Ж. Дюмезиль писал, что «нравы нартов соответствуют нравам осетин» [3, с. 11].
В то же время основу эпоса составляют архаичные мифы. В нем отражены космогонические мифы о сотворении мира, о появлении первых нартов. В Нартах описывается первоначальное состояние вселенной: мир был спящим, беззвучным и темным. Позже на небе появилось колесо солнца, пламя луны, мерцание звезд, заря, и от горизонта к горизонту протянулся Млечный путь. Затем от их света зажглось синее пламя, и с неба упала искра огня и превратилась она в черную золу. Затем из этого пепла небесного огня Бог сотворил Нартов. Из небесных слез на земле появилось все вокруг: горы и реки (вода), сады и деревья, трава и злаки. Появились звери. От солнечного тепла вздохнули широкие реки и появились тучи. Дыхание воздуха породило ветры [13, с. 16].
Но прежде Нартов Бог сотворил уадмеров. Они были огромные и сильные, не помещались в ущельях, и земле трудно было их выдержать. Прошло триста лет, и сотворил вслед за уадмерами камбадата – умом и силой похожих на уадмеров, а ростом невысоких. Слишком маленькие оказались для жизни на земле и Бог их уничтожил. Через триста лет, вслед за камбадата, Бог сотворил гамеров, но и они оказались слишком велики и ростом и силой. Еще триста лет прошло, и Бог сотворил гумиров. Но и они не удались. Прошло триста лет, и Бог вслед за гумирами сотворил Нартов, и удались они ему: ростом и силой были под стать земле [8, с. 13].
Основой мифосистемы эпических сказаний о Нартах выступает трехуровневая модель мира, просматриваемая во многих сюжетах. Распространенный мотив проникновения Уастырджи в склеп Дзерассы является одним из таких архетипов модели мира [14, с. 1522].
После смерти Дзерассу похоронили в склепе. Его по очереди должны были трое суток охранять ее сыновья Урузмаг и Хамиц, но на третий день, заслышав звуки музыки со свадьбы, отлучились, оставив без охраны могилу матери. В этот момент с неба спустился Уастырджи, проник в склеп, оживил Дзерассу и пробыл с ней некоторое время, затем пустил к ней своего коня, после – свою охотничью собаку. Таким образом, мертвая Дзерасса родила девочку, названную впоследствии Шатаной, коня и собаку Силам. Таким образом, данный сюжет повествует в символической форме сотворение духом (Уастырджи) трех миров: верхнего (конь), среднего (Шатана) и нижнего (собака) [8, с. 111-112].
Маркером трехуровневой модели мира выступает в нартовском эпосе и деление общества Нартов на три рода: Ахсартагката, Алагата (Ацата) и Бората.
Воплощением универсальной концепции трехуровневой модели мира в эпосе является «Мировое дерево» [16, с. 534]. Хотя во всех вариантах Нартовское дерево несет различную функциональную нагрузку, в то же время оно маркирует архетип Мирового древа. Сюжет о нартовской яблоне воспроизводит модель вторжения хаоса и борьбу человека за ее сохранение. Фактически функциональная направленность нартовской яблони в целом выражает конечную цель творения модели. Поэтому важно не то, какие потребности человека обеспечивает яблоня, а то, что человек делает для ее сохранения.
Вся символика, окружающая нартовскую яблоню, характеризует ее как Древо мира: птицы, прилетающие за плодами, – верхний мир; Ахсар и Ахсартаг, охраняющие дерево, – средний мир; водная стихия, через связь птиц с Донбеттыром, повелителем вод, – с нижним миром. Само дерево выступает как ось, соединяющая все три мира. Плоды дерева, которые воруют птицы, – маркер умирающей и воскресающей природы.
Ахсар и Ахсартаг, защитившие Древо, подстрелили птиц, воровавших плоды нартовской яблони. Преследуя раненую птицу, они проделывают путь и в верхний и в нижний мир [8, с. 14–97].
Брак Ахсартага и Дзерассы/Ацира повторяет творение мира, в результате чего появляются три нартовских рода.
Яркое отражение в нартовском эпосе получили астральные мифы. Согласно эпическим сказаниям Млечный путь (Æрфæны фæд) – это след легендарного коня Урузмага, называемого Арфан (Æрфæн). Радуга называется «Лук Сослана» (Сослани Æндурæ). Молния – блеск меча Нарта Батраза. Луна же, по одной из версий, является осколком лезвия чудесного меча Сайнаг-алдара, убитого Батразом.
Центральное место в эпосе занимают солярные мифы. Архетип Солнца представлен в антропоморфических или зооморфических образах: Уастырджи, Сослан, Батраз, Сайнаг-алдар, Колесо Балсага, конь, олень, орел, ласточка. Символами Солнца выступают: камень, колесо, чаша, яйцо.
В одних сюжетах мифы выступают как остаток культа Солнца, в других – как олицетворение, художественный образ, без религиозно-мифической подкладки. Но в обоих случаях они отражают архетип солярных мифов.
Солнце в эпосе имеет семью: жену, детей, сестру, племянниц, племянника. Именитые нарты часто сватаются к дочери Солнца, устраивают хороводные танцы солярного характера [15, с. 25–49].
Именитые Нарты устроили на вершине горы Бештау хороводный танец симд в надежде увидеть красавицу Акула, которая ежедневно проделывает три круга по горизонту неба. Урузмаг обещает показать им красавицу Акула за вознаграждение. Акула жила в медной башне, зависшей между небом и землей. Урузмаг начинает истязать своего коня, и таким образом заставил обратить на себя внимание Акула. Вместе с Урузмагом она прибывает к тому месту, где Нарты устроили танец симд. Герои по очереди просят ее станцевать с ними, но у каждого она находит какой-то изъян. Только с Батразом, у которого она не нашла никакого изъяна, соглашается станцевать [9, с. 143–149].
В данном сюжете выделяются несколько архетипов:
1. Танец на вершине горы – ритуальный солярный танец. Танец устраивается ради Акула – дочери Солнца. Солярный танец имеет очистительное значение. На очистительное значение танца указывает и тот факт, с каким пристрастием Акула оценивает изъяны героев.
2. Акула живет в небесной медной башне. Сама башня – символ Мировой горы/Мирового древа. То, что башня зависает над землей, указывает на божественное происхождение ее обитателя.
3. Акула в день делает три круга по горизонту неба – символическое обозначение движения Солнца: восход, зенит, закат.
4. Урузмаг смог обратить на себя внимание Акула с помощью коня – символа Солнца, верхнего мира.
Эпопея нартов заканчивается эсхатологическими мифами, представленными сюжетами о гибели нартов, о битве Сослана и Тотраза перед концом мира.
Подобно Нартовскому эпосу во всей Осетии были распространены эпические сказания о Даредзанах (Даредзанты таурæътæ).
Сказания о Даредзанах бытуют во многих вариантах. Эпос о Даредзанах многогеройный, образует несколько циклов, в зависимости от группировки сказаний вокруг отдельных героев: цикл «Ростом», цикл «Амран», цикл «Караман», цикл «Безан» и др. Эпос повествует не только о могучем Амране и его братьях, но и в целом о роде Даредзановых.
Даредзаны борются как с земными врагами, так и с подземными далимонами (бесами) и небожителями. В эпосе действующими персонажами являются также животные – птицы, олени, кони.
На Даредзановские сказания, несомненно, огромное влияние оказал нартовский эпос. Даредзанта, как и Нарта, в основном свою жизнь проводят в походах и на охоте. Отдельные герои даредзановских сказаний проходят ту же закалку, что и герои-нарты. При решении вопросов войны, мира, суда или других общественных дел, и Нарта и Даредзанта собираются на нихасе. Но, к примеру, Нарты иногда пользуются в борьбе с врагами обманом и коварством, а Даредзанта – только силой, мужеством и отвагой [4, с. 4].
Сказания о Даредзанта «не историческая хроника, в их художественных образах и картинах отражается историческое прошлое. В каждую новую эпоху эпос вбирал в себя новое содержание из окружающей действительности и постоянно обогащался новым содержанием. Поэтому в нем отразились различные общественные и художественные уклады, начиная от эпохи материнской родовой организации, до патриархата, а также кончая феодализмом» [5, с. 4].
Осетинские сказания о Даредзанта во многом сходны с древнегрузинским рыцарско-героическим эпическим произведением XII века «Амиран-Дареджаниани», восходящие к иранским сказаниям о Рустеме, Зорабе и Бижене, вероятно, через произведение Фирдоуси «Шах-Наме». «Много личных имен осетинского цикла принадлежит перу Фирдоуси. Именам осетинских героев – Ростом, Бежан, Зурапп-хан, Гурген, Пиран – соответствуют персидские Рустем, Бижен, Зораб, Гурген, Пильсон и др. Имя осетинской героини Манидзы напоминает имя дочери царя Афрасиаба – Маниже из Шах-Наме» [5, с. 31].
Несмотря на соответствия с грузинскими сказаниями и произведением Фирдоуси «Шах-Наме», Даредзановский эпос осетин имеет свои особенности. «Цари, халифы и принцы, которыми кишит роман «Амиран-Дареджаниани», изгнаны из осетинских сказаний. Что касается формы, то здесь родовой строй дает о себе знать суровой сжатостью и лаконизмом выражения, резко расходящимися с пышной цветастостью и многословием персидско-грузинских литературных оригиналов, продуктов высокого развития феодализма» [1, с. 15].
Сюжет рождения Амрана маркирует архетип творения мира и символизирует Мировое древо.
В отличие от Нартовского эпоса, в сказаниях о Даредзанта мифологическое начало менее проявлено, на первый же план выступает героическое.
Следующим, третьим эпосом, более архаичным, но менее популярным, чем Нарты, являются сказания о Царциата (ЦарциатæЦарцатæ). Если сказания о Нартах и Даредзантах хорошо знакомы как исследователям, так и широкому кругу читателей, то мифы про Царциата до сих пор остаются вне поля зрения исследователей. Помимо осетин Нарты бытуют у многих народов Кавказа, а Даредзаны – у грузин. В отличие от них мифы о Царциата известны только осетинам. Царциата как предшественники осетин в горной части Северной и Южной Осетии были известным ученым еще в конце XIX столетия. Но интерес к ним ограничивался только этим упоминанием и рассказами о богатых захоронениях (могильниках) Царциат. «Они погибли каким-то необыкновенным и ужасным образом, поэтому, – писал Чурсин в 20-х гг. XX в., – обо всем необычном, вызывающем удивление, осетины говорят: «чудо царциатское». В селах Эдис и Хев до сих пор показывают захоронения – «царциатские холмы». После их гибели страна опустела, и все кругом заросло лесом. Тогда-то с севера на юг, вследствие малоземелья, переселились осетины. Осетинские предания ничего не говорят о грузинском населении и помнят только о царциатах» [17, с. 136].
Царциата повествуют о возникновении Вселенной, об образовании Солнечной системы, о появлении человека и его борьбе за выживание [7].
Если в Нартах на первом плане – героико-мифологическое, то в Царциатах героическое присутствует как отражение определенной мифологемы.
Безусловно, эпические сказания о Нартах, Даредзантах и Царциатах не являются равноценными, но являются неиссякаемым источником изучения мифологии осетин.
Рецензенты:
Гуриев Т.А., д.фил.н., главный научный сотрудник отдела осетинского языкознания, ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева» ВНЦ РАН и Правительства РСО-Алания, г. Владикавказ;
Фидарова Р.Я., д.фил.н., главный научный сотрудник отдела фольклора и литературы, ФГБУН «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева» ВНЦ РАН и Правительства РСО-Алания, г. Владикавказ.
Работа поступила в редакцию 01.10.2014.