Концепт «труд» тематически один из самых популярных в провинциальной прессе. Это связывают с тем, что труд в разные исторические периоды отражает особенности официальной идеологии, вследствие чего этот концепт структурно проявляет еще одну особенность – идеологическую нестабильность, проявляя тем самым наиболее сложную структуру, нежели другие, выделяемые в анализируемый период (1917-1991) концепты провинциальной прессы («война», «рынок» и др.).
Концепт «труд» обладает следующими структурными элементами:
- компоненты «работа» и «труд» составляют семантическое ядро концепта. Замена компонента «работа» на компонент «труд» как семантического центра концепта произошла в середине ХХ века;
- признак «пространство» дает определение понятию как о месте для труда, большее внимание уделено эмоциональному фону;
- признак «принадлежность» дает представление о субъекте труда. Основное внимание уделяется компоненту «рабочий», который имеет внутреннюю градацию: стахановец, коммунист, рационализатор;
- компонент «производительность» сосредоточен на качестве труда. В структуру компонента входят две составляющие: явления, способствующие увеличению производительности, и явления, мешающие производительности.
Наиболее интересным с точки зрения наличия стереотипных представлений и детальной проработанности является признак «принадлежность», который формирует субъект трудовой деятельности в диахронном аспекте и позволяет увидеть четкую этапность развития образа «рабочего».
Понятие «рабочий» появляется в прессе города Шадринска в революционные годы в начале ХХ века и ассоциируется не столько с работой и трудовой деятельностью, сколько с основными революционными событиями в стране. Образ революционного рабочего оставил свой четкий след в провинциальной прессе. Одним из главных символов событий первой русской революции стала скульптура И. Шадра «Булыжник – орудие пролетариата», описание которого опубликовано на страницах газеты «Шадринский рабочий» в 1969 году. Как утверждает автор, научный сотрудник краеведческого музея В. Наумова, запечатленный скульптором образ «воспринимается нами как символический образ рабочего класса России, как олицетворение событий первой русской революции…» [17]. «Полная стремительного движения фигура крепко стоит на каменистой земле, и чувствуется: нелегко ее сбить с ног. Из-под густых разлетавшихся прядей волос, упавших на нахмуренный лоб, и сдвинутых в гневе бровей, смотрят устремленные вперед глаза, полные сосредоточенной ненависти и презрения. Этот потрясающий по силе обобщения и выразительности образ, полный энергии и суровой решительности…» [17].
В послереволюционное время рабочий перестает олицетворять первую русскую революцию. Он полностью отождествляется с трудовой деятельностью как часть большого производственного процесса – «это не люди, а просто винтики, части большого механизма, который двигает… властвует машина» [11]. Рабочий обладает следующими качествами:
- преданность труду – «характерно творческое отношение к тому делу, которым он занят» [21], «самоотверженный труженик» [13], «всю душу вкладывали в свое любимое дело» [18], «о таких работниках говорят: «Дело мастера боится» [3];
- скромность, малозаметность – «скромный вклад они вносят в общее дело построения коммунистического общества в нашей стране» [8], «малозаметные в нашей жизни, скромные, честные труженицы» [25], «человек большого трудолюбия и удивительной скромности» [15];
- спокойствие и точность – «нетороплив, спокоен, до тонкости точны его движения… опытный мастер своего дела» [15];
- стремление к качественности – «личное клеймо качества на изготовляемый мною инструмент» [18].
В годы войны и послевоенное время активно развиваются следующие категории рабочего, обладающие дополнительными характеристиками: стахановец, коммунист, рационализатор. Обычный рабочий помимо вышеуказанных качеств мог обладать еще одной категорией, можно сказать, повышенной.
Образ стахановца начинает развиваться в провинциальной городской прессе в военные годы (с 1943 года, с момента появления городской прессы). Этот образ активно присутствовал в дискурсе как своеобразная похвала трудовой деятельности, однако фактически не формируется. «Стахановец» как понятие практически не формируется, но образ аудитории хорошо известен. Можно предположить, что в провинциальной прессе используется уже готовый образ, сформированный средствами центральных СМИ. Хотя абсолютно безликим стахановца не назовешь, некоторыми отличительными от простого рабочего чертами он наделен (можно предположить, что эти черты свойственны лишь для провинциальной печати). Во-первых, стахановец имеет постоянные «новые достижения в труде» [12]. А в годы войны стахановский труд «помогает… громить врага» [27]. В послевоенное время (особенно в первые 5 лет) стремление людей к возрождению страны приводило к новым трудовым подвигам. В это время «стахановским» становится не только труд рабочего, но и «дни стахановской вахты» [24], «стахановская выработка» [1]. Можно говорить, что прилагательное «стахановский» становится категорией превосходящей, т.е. народ стремился не просто выполнять план, а перевыполнять норму в 2–3 раза, не просто производить, а давать «стахановскую выработку», превосходящую обычную в несколько раз, вести не просто трудовую вахту, а вести «стахановскую вахту» 24 часа.
К середине ХХ века понятие «стахановец» соотносится не только с трудовой деятельностью, но и с другими сторонами жизни рабочего – «передовой человек… он должен быть примером не только в труде, но бережливым и культурным…» [14].
Категория «стахановец», возникшая в первую очередь как категория, определяющая качество трудовой деятельности человека, быстро распространилась и на другие виды деятельности человека. Наивысшую популярность эта категория имела в 40–50 годы ХХ века и была, по всей видимости, общеупотребимой – встречалась в текстах очень часто, причем в публикациях как рабочих и мелких управляющих, так и в публикациях высшего административного звена (руководители заводов и фабрик, партийное руководство города). Однако имея большую популярность в послевоенные годы, это понятие практически не встречается на страницах провинциальной городской прессы после 50-х годов ХХ века.
Еще одной публицистической разновидностью рабочего, возникшей в военное время и исчезнувшей из дискурса в первое десятилетие послевоенного периода, стала категория «коммунист», применимая сугубо к рабочему. Дело в том, что изначально понятие «коммунист» ассоциативно относится к политической сфере, воспринимается как «политический деятель, относящийся к определенной партии». Коммунист, сформировавшийся в рабочей среде, обозначает в первую очередь человека занятого трудовой деятельностью, но относительно близкого к политической деятельности страны, он в определенной мере относится к правящей политической партии. В военные годы к людям этой категории было пристальное внимание, на них ориентировались многие на фронте – они были «олицетворением мужества и отваги, железной дисциплины» [16]. В послевоенное время эта категория рабочих продолжила носить символический характер. Рабочие-коммунисты были образцом для подражания – «пример в труде, в быту… положительно сказался на состоянии трудовой дисциплины» [5]. Рабочие-коммунисты наделялись качествами, которые должны были помочь исправить наиболее проблемные участки производства, такие как трудовая дисциплина, экономия времени и других ресурсов производства – «застрельщики в борьбе за использование имеющихся резервов производства» [28].
Категории «стахановец» и «коммунист» в первое десятилетие после Отечественной войны в определенной мере эволюционировали в категорию «рационализатор». Вобрав в себя основные особенности предыдущих категорий, «рационализатор» приобрел значительное профилирование. Рационализатором мог называться рабочий, имеющий прямое отношение к развитию на производстве технического прогресса путем внедрения собственных разработок с целью экономии – «большой вклад в дело технического прогресса на предприятии внесли рационализаторы… получено 12 млн рублей» [22].
К началу 80-х годов рационализация принимает огромные масштабы, каждый прогрессивный рабочий считает своим долгом внести рационализаторское предложение, которых поступает очень много – «много направлено на ликвидацию ручного труда» [26]. Можно предположить, что именно изобилие рационализаторских предложений стало одной из причин их медленного внедрения в производство, по другой версии, причиной стали слишком сложные бюрократические тонкости в управлении предприятия. Однако эти и другие, менее заметные причины привели к тому, что рационализаторская деятельность к концу 80-х практически извела себя (хотя необходимость в ней не исчезла) – «не так быстро… обстоит дело с внедрением предложений» [26]. Тем не менее для рационализатора, как и для любой другой категории рабочего, центральное место занимает труд. В этом случае в нем видят главный источник вдохновения – «рационализаторская деятельность – яркое отражение того, что источник вдохновения – полюбившийся труд» [2].
В конце ХХ века компонент «рабочий» начинает терять присущие ему до этого качества. Это по-прежнему «добрые, открытые, трудолюбивые люди, в то же время требовательные к себе и подчиненным» [23]. Однако он (рабочий) больше не хочет быть частью производственного механизма – «чтобы рабочий почувствовал себя человеком, о котором думают и заботятся, а не просто винтиком в производственном механизме» [10], «человеку стала отводиться роль не просто обезличенного исполнителя, а думающего полноправного участника производительного процесса» [6]. Он больше не спокоен, ведь ему постоянно приходится думать о своем будущем, не то что о будущем страны, общественное заметно отодвигается на второй план, а то и совсем уходит из жизни – «перестали верить в лучшее. На лицах печать уныния и скептицизма, горечи и разочарования» [9]. Тем не менее это до сих пор люди верные труду – «обыкновенные труженики, испытывающие все трудности, которые выпали на долю народа» [19], «все, что делает человека счастливым и богатым, – произведено им самим…» [7].
Оптимизм покинул рабочие ряды. Речь больше не идет о самопожертвенном труде. Качество работы определяется финансовыми критериями: хорошая работа – прибыльная работа. Однако даже хорошая работа не может выступать гарантом счастливого будущего, причем негативный эмоциональный фон касается не только дней сегодняшних, но и прошлых, казалось, безоблачных лет – «нас, с детства познавших тяжелый колхозный труд и суровые военные годы за символические трудодни («палочки»), живущих впроголодь, а затем добрых три десятка лет работавших за нищенское «жалованье» (зарплатой это не назовешь, ибо у нас государство забирало 6/7 от заработанного)…» [4]. И даже праздник 1 мая – праздник труда – вызывает лишь реплики негодования: «меньше надо праздновать и больше работать.., когда у нас кризис. Нужно не праздник труда устраивать, а стремиться, чтобы труд был праздником» [20].
Таким образом, можно говорить, что компонент «рабочий» показал, как образ рабочего эволюционировал от «крепко стоящего на каменистой земле» [17] уверенного борца за свои права с «устремленными вперед глазами», через «самоотверженного труженика» [13], спокойного и точного, скромного «с творческим отношением к своему делу» [21], героя, стахановца, новатора, рационализатора, в «обыкновенного труженика, испытывающего все трудности, которые выпали на долю народа» [19], неуверенного в своем будущем, с печатью «уныния и скептицизма, горечи и разочарования» [9], для которого труд больше не праздник.
Рецензенты:
Пономарева Л.И., д.п.н., профессор, и.о. проректора по НИР ФГБОУ ВПО «Шадринский государственный педагогический институт», г. Шадринск;
Ветошкин А.П., д.ф.н., профессор кафедры отечественной и всемирной истории, ФГБОУ ВПО «Шадринский государственный педагогический институт», г. Шадринск.
Работа поступила в редакцию 06.03.2014.