Любой язык следует рассматривать в первую очередь как совокупность диалектов и говоров, а его происхождение считать малоизученным до тех пор, пока не проведены тщательные исследования его диалектов и говоров как в синхронии, так и в диахронии, и не восстановлены архетипы фонетики и морфологии его непосредственного предка.
Всё это в полной мере относится к чувашскому языку и его диалектам и говорам.
Несмотря на большое количество работ по чувашской диалектологии, большинство из них носит описательный характер, и их целью являлся не анализ фиксируемого материала в аспекте синхронии и диахронии (хотя ряд работ известного чувашского диалектолога профессора Л.П. Сергеева имеет такой характер, но не в полном объёме), а именно фиксация диалектного материала (и поэтому вышеуказанный недостаток носит не критический, а постановочный характер и должен и может быть восполнен), с которой исследователи (прежде всего Л.П. Сергеев и его ученики и последователи) блестяще справились (атласы по чувашской диалектологии до сих пор неизданные, но доступные в библиотеках научно-образовательных учреждений Чувашской Республики, диалектологический словарь, публикации, монографии и многочисленные архивные материалы, такие как словарный фонд чувашского языка, насчитывающий более 2 млн карточек) [1-6].
По результатам исследований, проведенных в ходе работы, выяснилось, что северо-западные говоры являются результатом смешения одного из северных говоров «древнечувашского языка» – «заказанского» с «казанским» диалектом «древнечувашского языка» (непосредственным предком верхового диалекта чувашского) и наложением его на местный марийский субстрат, говоривший на горно-марийском наречии.
При этом субстрат оказал большее влияние на малокарачкинский говор – наличие интервокальных негеминированных неозвонченных согласных, замена интервокального чувашского -б- губно-губным -β-, которое, несмотря на соответствие горно-марийскому губно-зубному -в-[v], имеет отличную от него артикуляцию и артикуляционно сближается с удмуртским и кыпчакским губно-губным w, отличаясь от него более плотным смыканием губ.
Видимо, в отношении губно-губного чувашского диалектного β будет справедливым выдвинуть предположение о том, что оно возникло ещё на территории Заказанья в результате ассимиляции чувашами удмуртов и было поддержано носителями горно-марийского диалекта (языка) уже на территории Чувашии.
В северо-западных говорах чувашского языка сохранилось однако среднебулгарское увулярное -ҕ- (ғ ) ̴ общетюрк. ғ, отсутствующее в финно-угорских языках Поволжья. В верховом диалекте чувашского ему соответствует -г- и щелевое среднеязычное, которое увуляризуется в интервокальной позиции перед ă, а в среднем и низовом диалекте -г- и увулярное же -ҕ-.
К среднебулгарскому же наследию относится и непалатализованное -џ- (-дж-), которое слабо палатализуется и в контексте гласных переднего ряда и соответствует общеверховому -џ̌-(-д’ж’-), средненизовому -џ̌-(-д’ж’-) и низовому -ζ’-(-д’з’-). Это -џ-(-дж-) вероятно также нашло поддержку в удмуртском какуминальном ӝ в некоторых булгаро-чувашских древних заимствованиях в удмуртский – вместо ожидаемого удмуртского ӟ, которым обычно передается татарское д’ж’, в то время как чувашское полузвонкое -џ̌- (-д’ж’-) передается удмуртским ч (ч’), в них находим ӝ.
Это џ встречается и в анлауте некоторых сундырско-чувашских изоглосс, что вообще нехарактерно для чувашского языка (а также для марийского). Это џ однако находит поддержку в некоторых средненизовых изоглоссах в анлаутном -џ̌- (-д’ж’-), которое зафиксировано в диалектных словарях чувашского языка.
В то же время в чувашских заимствованиях в удмуртском языке фиксируется анлаутное б-, несвойственное современному чувашскому, где в анлауте возможно только п- (которое однако озванчивается в речи, в случае если предшествующее ему слово оканчивается на гласную и в речи есть связка).
Это же анлаутное б- фиксируется и в словаре Дамаскина XVIII в. в отдельных чувашских изоглоссах.
Это анлаутное џ, как и инлаутное и интервокальное, которое в сундырских говорах чередуется с -ч- (неозвонченное, явно марийское вляние ̴ общечув. -џ̌-, -ζ’-), является наследием южных говоров булгарского языка и, вероятно, появилось в «заказанских» и «казанских» говорах в анлауте отдельных изоглосс (наряду с џ̌ срединных говоров булгарского языка), после уничтожения Волжской Булгарии Тамерланом, когда уцелевшие булгары бежали в заказанские области и южную Удмуртию, заселенную чувашами.
К «заказанским» фонетическим особенностям относится и вероятно малокарачкинское ê, соответствующее общечувашскому и, в первых слогах которое имеет параллели в говорах каринских и глазовских татар (золотоордынско-кыпчакское население Волжской Болгарии) и в касимовском диалекте.
Вероятнее всего, что касимовцы также представляют собой остатки золотоордынско-кыпчакского населения Волжской Булгарии (параллели между северо-западными говорами чувашского языка и говорами касимовских татар свидетельствуют в пользу этой гипотезы), однако в отличие от предков каринских и глазовских татар они, вероятно, жили не в северных пределах (районы вблизи Камы и Заказанья), а гораздо южнее, и поэтому бежали на запад.
О соседстве предков верховых чуваш с удмуртами говорит и делабиализация редуцированных гласных в верховом диалекте – в удмуртском языке таковые отсутствуют. Они также отсутствуют в горно-марийском языке, однако имеются в северо-западных говорах верхового диалекта чувашского языка, что ставит под сомнение определяющую роль марийского субстрата в их формировании, о чем писали ранее ряд исследователей.
Более того, в горно-марийских словах, заимствованных из чувашского повсеместно имеем ц, а не ч, как будто они заимствовались не из верхового диалекта, а из низового.
Поэтому утверждать, что неозвонченное интервокальное ч в северо-западных говорах есть результат усвоения горными марийцами -џ̌- скорее всего нельзя. Вероятно это ч есть наследие «древнечувашских» говоров «Заказанского» типа, оно лишь было поддержано марийским консонантизмом, который не имеет озвонченного ч (џ̌).
В то же время малокарачкинское ä является, вероятно, марийским субстратным.
Дело в том, что горно-марийское е гораздо уже, чем чувашское э, поэтому ему в марийско-сундырских параллелях соответствует и или ê.
Поэтому горно-марийский субстрат при освоении чувашского э передавал его горно-марийским ä.
Это ä присутствует в основном только в малокарачкинском говоре – в других ему соответствуют э и иногда а. Последнее есть влияние верхового диалекта, которому свойственны переходы е (э) > а.
А вот э северо-западных говоров на месте верхового и общечувашского а есть вероятно наследие «заказанского» диалекта древнечувашского.
Северо-западные говоры таким образом, тяготеют к отдельному диалекту древнечувашского языка – «заказанскому», и их сближение с верховым диалектом является поздним явлением, произошедшим уже на территории Чувашии.
Такие изоглоссы как северо-западн. чув. канак ‘раз’ ~ чув. хот/хут ~ тат. кинəт, кинəттəн ‘вдруг’ ~ караим. кенетя; северо-западн. чув. кап (при озвончении в речи – ҕап) ‘подобный’, ‘как’ ~ чув. пак, пек, пик ~ тат. кебек, кеби ~ тур. gibi подтверждают древнее происхождение этих говоров.
Средний (средненизовой диалект) сохранил редуцированные лабиализованные гласные и вместе с северо-восточными говорами (козловско-урмарскими), которые выделяются прогрессивным огублением, восходит, вероятно, к предказанским говорам «древнечувашского» языка, ареал распространения которых был в древности южнее Казани и в горной стороне нынешней Татарии, где он сохранился и до сегодняшнего дня.
При этом он стоял ближе всего к собственно нечувашским булгарским диалектам в области вокализма. А говоры с прогрессивным огублением были распространены, вероятно, от Заказанья и вниз по Волге, чему свидетельство – наличие прогрессивного огубления в чувашских заимствованиях в удмуртском языке, где они составляют дублеты и даже триплеты с таковыми же, но без прогрессивного огубления.
Причем по характеру эти дублеты говорят о том, что в «древнечувашском» уже тогда имелись говоры как с анлаутным б-, так и с анлаутным п-.
Происхождение чув. п- из б- объясняется, вероятно, марийским субстратом. Интересно однако отметить, что оглушение б- имеется и в турецком языке (в анатолийских говорах), азербайджанских говорах Южного Азербайджана и в говорах сибирских татар, в районах, где это не объяснить иноязычным влиянием – если в анатолийских говорах это можно объяснить греческим субстратом, то в говорах азербайджанского языка и сибирско-татарском это не объяснить особенностями окружающих языков.
Низовой диалект чувашского языка имеет относительно позднее происхождение (XVII – начало XVIII вв.) и развился из среднего (средненизового диалекта).
С мишарским его объединяет цоканье. Следует однако заметить, что мишарский ц на территории Чувашии непалатализовано, в то время как низовое чувашское ц’ сильно палатализовано независимо от гармонии гласных.
Поэтому каз.-тат. җ- (д’ж’-, ж’-) в мишарском в контексте гласных переднего ряда отражается не как мишарское ц’, а как з’ или г’.
Низовое чув. -ζ’- (-д’з’- сильно палатализованное), которое встречается только в интервокальной позиции, где ему соответствует общечув. -џ̌-(-д’ж’-), является звонкой парой ц’ и отражает основной закон чувашского консонантизма, а не миш. дз.
Мишарский диалект татарского языка также повлиял на делабиализацию редуцированных гласных в низовом диалекте.
Здесь следует заметить, что такое же влияние оказали, вероятно, чувашские переселенцы из Цивильского и Канашского районов, в говорах которых также отсутствует огубление, и которые вместе с чувашами из Урмарского и Янтиковского районов (средний диалект) заселяли южные районы Чувашии.
Мишарское цоканье повлияло на характер чув. ц’ и -ζ’- в низовом диалекте, однако не изменило систему их распределения, полностью соответствующую общечувашской, и не повлияло на их палатализованность. В свою очередь, озвонченное чув. -ç-[з́] оказало влияние на появление мишарского з́-, которое в мишарских говорах, распространенных на территории Чувашии, соответствует каз.-тат. анлаутному җ и общемишарскому анлаутному дз-, г-.
В низовом диалекте ц’ и -ζ’- распространены не во всех говорах (во многих им соответствуют общечув. ч’ и -џ̌-), а именно в тех, которые максимально соприкасались с мишарскими поселенями, и где до недавнего времени существовало двуязычие.
В речи пожилых людей в этих говорах сохраняется слабое озвончение чувашских озвонченных -к̭- [г] и -т̭- [д], они звучат как -к̚-/-к- и -т̚-/-т-.
Выводы
Чувашские диалекты – верховой с выделяющимися северо-западными говорами (малокарачкинский, большекарачкинский, сундырско-козьмодемьянский), средний (или средненизовой) и низовой, являются прямым продолжением не одного, а нескольких (как минимум двух) диалектов «древнечувашского языка» – группы среднебулгарских диалектов, на котором говорила социально обособленная группа булгар, называвшаяся чувашами и сформировавшаяся из чувашей – одной из булгарских народностей, составлявших булгарский народ (булгары, сувары, савиры, берсула, темтюзи, эсегели и чуваши).
По результатам исследований, проведенных в ходе работы, выяснилось, что северо-западные говоры являются результатом смешения одного из северных говоров «древнечувашского языка» – «заказанского» с «казанским» диалектом «древнечувашского языка» (непосредственным предком верхового диалекта чувашского) и наложением его на местный марийский субстрат, говоривший на горномарийском наречии.
Исследование выполнено в рамках соглашения №14.B37.21.0712 ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России».
Рецензенты:
Корнилов Г.Е., д.ф.н., профессор, декан филологического факультета, заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания, ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова», г. Чебоксары;
Мышкина А.Ф., д.ф.н., профессор, зав. кафедрой культурологии и межкультурной коммуникации, ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова», г. Чебоксары.
Работа поступила в редакцию 03.06.2013.