Создание международного финансового центра в России было заявлено руководством страны в качестве краеугольной задачи в деле интеграции российской экономической системы в глобальные рыночные институты. В этой связи хочется заметить, что наличие самого по себе финансового центра ещё не гарантирует нашей экономике конкурентные преимущества перед транснациональными финансовыми институтами в зарубежных центрах Европы, Америки и Азии. Дело в том, что «грибы кормятся через грибницу», что, в нашем случае, означает необходимость создания широкой сети финансовых «реципиентов» для динамичного и устойчивого системного приёма свободных финансовых средств (сбережений) в целях их последующего использования через кластерные «развязки» международного финансового центра. Незадолго до начала мирового финансового кризиса в английском журнале Economist были опубликованы две статьи, посвящённые проблеме частных финансовых накоплений (инвестиций) в лице таких организационно-правовых форм бизнеса, как onshore и offshore компании. Первой вышла статья о паевых инвестиционных компаниях хедж-фондах (hedge-funds) [2]. Авторы сразу отметили, что финансовые риски от операций хедж-фондов (аналоги наших закрытых ПИФов) не столь велики - но и доходы также не бывают большими. Например, если в 90-х годах ХХ века отдача их активов равнялась, в среднем, 18,3% за год, то в первое десятилетие 2000-х годов она уже снизилась до 7,5% за год. Правда, это было связано со спадом финансовой активности, в целом, по данному сегменту финансового рынка (акции, облигации, бонды). Но если бы этот бизнес был не такой успешный, то вряд ли бы, наверное, пайщики хедж-фондов старались нанять к себе самых высокооплачиваемых финансовых менеджеров мира, а те же инвестиционные банки не старались бы, в свою очередь, занять одно из мест в совете управляющих известных хедж-фондов. Словно предчувствуя грядущий спад в мировой экономике, авторы статьи заметили, что хедж-фонды всегда попадают в центр всех «скандалов» на финансовых рынках, но это только подтверждает активность их участия также во всех финансовых инвестиционных начинаниях в мире. Начиная с 90-х годов ведущие хедж-фонды нарастили свои активы по миру более, чем в 30 раз, занимая лидирующие места в списках самых удачливых и прибыльных компаний. Причём хедж-фонды могут одинаково успешно работать как на финансовых рынках с падающими ценами, так и на возрастающих котировках финансовых продуктов (этим они отличаются от традиционных фондов частных накоплений, которые могут приносить доход своим вкладчикам только на повышающейся активности рынка). В этой связи, хедж-фонды стали конкурентами для традиционных финансовых инвестиционных институтов, таких, как банки и паевые фонды (пенсионные, страховые и т.д.). Одно но: главная опасность, которая подстерегает любой, даже самый успешный, хедж-фонд - это возможность превратиться в «пирамиду». Этот минус не даёт возможность хедж-фондам расширить свою клиентскую базу. Откуда они опираются в основном на «паи», которые принадлежат крупным банковским структурам или же известным и богатым светским личностям, которые являются их основными «донорами». Поэтому так удивителен их «взлёт» на арене развитых финансовых рынков: 1990 год - 610 хедж-фондов, которые контролировали активы на сумму в $39 млрд долл., 2000 год - 3873 фонда с активами в $490 млрд долл., на начало 2007 года - более 9000 фондов с активами в $1,3 трлн долл., в марте 2011 года уже 12000 хедж фондов управляющих активами порядка 1,7 трлн долл. Здесь сыграла свою роль, прежде всего, диверсификация финансового рынка, который вышел далеко за рамки своих традиционных продуктов в лице акций и облигаций. Поэтому капитализация хедж-фондов росла, прежде всего, за счёт вовлечения в финансовый оборот таких активов, как недвижимость, товарные запасы, частные сбережения, - а также за счёт своих пайщиков с «длинными» деньгами (пенсионные, профсоюзные, страховые кассы). Например, крупнейший в Европе пенсионный фонд ABP (Нидерланды) имеет активы на сумму в 200 млрд евро, из которых 3% приходятся на хедж-фонды. Это позволяет держать индустрию хедж-фондов под социальным контролем, но и сами хедж-фонды получают дополнительные финансовые возможности для диверсификации своих инвестиционных продуктов. Это особенно актуально в свете того, что индустрия хедж-фондов становится более концентрированной и монополизированной: 20 ведущих хедж-фондов контролируют третью часть всех активов этого сектора финансового рынка, где стали уже появляться фонды фондов (Man Group, UBS). И тут, заявляют эксперты, не совсем справедливо будет, если рассматривать хедж-фонды только как доходные «казино». Дело в том, что институт хедж-фондов при внимательном к нему отношении может «углубить» финансовую систему, сделав её более управляемой и дисциплинированной: прямые иностранные инвестиции не всегда бывают по силам для тех же развивающихся рынков, которые недостающую ликвидность могут с успехом найти и в своих «сусеках» с помощью тех же самых хедж-фондов. Это особенно актуально в условиях нынешней волатильности на традиционных фондовых площадках во всех странах, где спекулятивный капитал может успешно лишь раскрутить «маховик» финансовых котировок, но что делать дальше с «набежавшей» ликвидностью, он уже и сам толком не знает, кроме игры на понижение.
Немного позже вышла ещё одна пространная статья экспертов, где затрагивались такие формы частного финансового бизнеса, как оффшорные компании [5]. Авторы данной публикации выступили в защиту современных «налоговых гаваней» (tax-havens), представив их организованными и регулируемыми финансовыми сегментами рыночной экономики. В качестве примера они сослались на доклад Всемирного банка, где было отмечено позитивное воздействие упрощения и смягчения налогового регулирования в России в 2001 году, после чего, пусть и при содействии роста цен на нефть, в течение последующих трёх лет налоговые доходы казны росли ежегодно, в среднем, на 14%. Единственное неприятие оффшоров со стороны развитых экономик связано с тем, что уводя финансовые потоки из развитых зон в зоны развивающиеся, оффшорный бизнес, помимо части прибылей ведущих компаний, уводит туда также и налоговые потери бюджетов развитых стран. Одни только США теряют ежегодно на этом до $70 млрд долл. налоговых поступлений в бюджет, а глобальные потери всех национальных бюджетов в оффшорах оцениваются в $255 млрд долл. ежегодно. Необходима глобальная, регулирующая этот бизнес, система правил. В своё время были созданы оффшорные финансовые центры (OFC), главной задачей которых является упростить и облегчить налоговые режимы для трансграничного финансового бизнеса - вплоть до его полной отмены. Это такие «гавани», как Макао, Бермуды, Гернси, Лихтенштейн - где есть лояльный налоговый режим к иностранному финансовому капиталу. Но оншорные компании, которые честно платят все свои налоги в национальные бюджеты, посчитали эти центры угрозой для своего бизнеса. Не случайно, что бизнес в оффшорных финансовых центрах процветает: накопления на 2007 год составляли от $5 до $7 трлн долл., а доля мирового богатства под контролем OFC составляла от 6 до 8%, по разным подсчётам. Этому бизнесу способствует и процесс глобализации, когда деньги могут передвигаться по миру быстро, дешево и анонимно, что особенно актуально для компаний, желающих оптимизировать свои налоговые отчисления с прибылей. Причём этим бизнесом одинаково занимаются как финансовые, так и нефинансовые корпорации по всему миру: более $150 млрд долл. прибыли американских компаний, заработанной за пределами США, «сидят» в оффшорах. Даже на территории самой Америки три четверти от числа оншорных хедж-фондов создали себе оффшорные «клоны». Можно назвать оффшорные компании «паразитами» на теле реальной экономики, но, с другой стороны, - оншорные компании также могут не соблюдать налоговую дисциплину. В то же время, когда на одной территории находятся две правовые системы бизнеса: onshore и offshore - это даёт определённый стимул для конкуренции между ними, прежде всего на финансовых инвестиционных рынках. Да, оффшорный бизнес даёт немало хлопот и бессонных ночей налоговым службам во всех странах мира, но положительный синергетический эффект от присутствия на территории одновременно двух правовых систем ведения бизнеса в onshore и в offshore режимах даёт, как мы думаем, гораздо больше реальному сектору экономики - прежде всего, в его финансовой и инвестиционной составляющей. Например, та же налоговая амнистия, проведённая Д.Бушем в 2004 году, когда налог с бизнеса за пределами Америки снизили с 35 до 5%, принесла в американскую казну $350 млрд долл. дополнительных налоговых поступлений. Наконец, если взять пример Российской Федерации, с её довольно большим количеством депрессионных регионов, то можно отметить и социально-экономический эффект от возможного присутствия оффшоров на той или иной из её территорий. Например, по уровню ВВП на душу населения 15 богатейших стран мира за 2006 год выглядели следующим образом ($тыс. долл. на человека) [5]:
-
Бермудские острова - 70.
-
Люксембург - 68.
-
Экваториальная Гвинея - 50.
-
Объединённые Арабские Эмираты - 50.
-
Норвегия - 48.
-
о. Гернси - 45.
-
Каймановы о-ва - 45.
-
Ирландия - 45.
-
США - 45.
-
о. Джерси - 40.
-
Брит. Виргинские о-ва - 40.
-
Исландия - 38.
-
Дания - 38.
-
Гонконг (Сянган) - 35.
-
Канада - 35.
Нам кажется, что это неплохой вариант для тех же регионов Крайнего Севера, Дальнего Востока и Северного Кавказа, где катастрофически не хватает источников самофинансирования. Международный финансовый центр в России не должен превратиться в инвестиционную «чёрную дыру», а обязан соединить через свой фрактально-кластерный финансовый механизм самые отдалённые уголки нашего общенародного рыночного хозяйства.
Рецензенты:
-
Губайдуллина Т.Н., д.э.н., профессор кафедры «Макроэкономика и экономическая теория» Института экономики и финансов Казанского (Приволжского) федерального университета, г. Казань;
-
Лазарев В.Н., д.э.н., профессор, заведующий кафедрой «Экономика и менеджмент» ФГБОУ ВПО «Ульяновский государственный технический университет», г. Ульяновск.
Работа поступила в редакцию 05.06.2012.