В данной статье мы попытаемся проследить эволюцию взглядов на один из интереснейших феноменов смыслообразования, а именно на механизм метафоризации в разнонаправленных видах дискурса. В последние десятилетия прошлого века наиболее распространенным подходом к системному описанию процессов метафоризации служил когнитивный, суть которого заключалась в изучении ментальных). Как отмечал В.З. Демьянков, когнитивная лингвистика изучала языковые явления как «общий когнитивный механизм» [8, 18].
В последнее время многоаспектным исследованиям теории когнитивной метафоры посвящали свои известнейшие работы как российские, так и зарубежные ученые: П. Рикер [1990], Р. Бойд [Boyd 1980], Э. МакКормак [1990], Т.С. Кун [1980], В.Н. Телия [1988, 1996], Н.Д. Арутюнова [1990, 1998], В.Г. Гак [1980]. Наиболее характерными признаками вышеперечисленных концепций являются, прежде всего, их ярко выраженная когнитивная направленность, попытки представить процесс метафоризации в виде модели, анализ процесса метафоризации на базе отношений референции. Так, Э. МакКормак определяет метафору как познавательный процесс, который является естественно необходимым для реализации информативной и когнитивной функции, данный процесс – суть единство когнитивного и семантического, основой которого является процедурная обработка знания (в виде фреймов и сценариев как дискретной структуре целого сонма знаний о референте). Однако уже Ван Дейк отказывает этим единицам структуры в ноэматической ассоциативности, а определяет их как «единицы, содержащие основную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с тем или иным концептом» [7, 16].
Источнико-целевой концепции Дж. Лакоффа и А.П. Чудинова противопоставлена теория интеракции (М. Блэк) в аспекте подходов к данным процессам как некоему результату взаимодействия двух понятийных или образных систем, как предполагается именно проекция одной системы в зеркале другой представляет возможность по-новому рассмотреть объект метафоризации и формирует новое «вербализованное понятие». Как указывает в своих работах С.Н. Бредихин, «относительно «внутреннего понятия» можно сказать следующее: оное относится к сфере рефлексивной реальности и представляет собой интуитивно осознаваемый в рамках определенной лингвокультуры наиболее общий метасмысл (именной, глагольный и т.п.), дальнейшая реализация в конструкте приводит нас к понятию «невербализованному», ищущему свою репрезентацию в языковых структурах и формирующему рефлексивную составляющую «вербализованного понятия», которое в свою очередь рассматривается в слое мыслекоммуникации в определенном ближайшем контексте, в результате чего происходит переосмысление понятия и введение в его смысловую структуру дополнительных коннотаций. Вербализованное понятие при этом приобретает статусную характеристику в концептуально-валерной системе и далее может рассматриваться как «концептуализированное» [5, 124].
В том же русле мыслит и А. Ричардс, который в противовес классической теории, которая рассматривает метафору как замену слов или контекстных сдвигов, полагает, что базой метафорического переноса является взаимодействие идей (thoughts) и трансформация контекста [11, 61]. Мысль согласно А. Ричардсу «метафорична... и развивается через ассоциативное сравнение, и отсюда возникают метафоры в языке» [11, 46].
Однако существенно и влияние противоположного «асемантического» подхода, отрицающего не только и не столько когнитивные потенции, но и сам семантический аспект метафоризации, которая считается процессом «подмены» буквального (первичного) значения в угоду прагматике. Данный подход получает развитие в трудах Д. Дэвидсона и М. Бирдсли. В данных концепциях метафоризация представляет собой, по сути, логический абсурд, преодолевающий семантические несоответствия – «происходит сдвиг центрального значения слова в пользу маргинального» [2, 14].
Существует и третий подход, основанный на взглядах Ф. Ницше, суть которого заключается в воззрении на метафору как на первичный и основной тип языкового значения, ведь и язык с его конвенциональной природой установленных значений сам представляет собой метафору, служащую базисом для развития всех других типов значения.
Четвертый подход претендует на максимальную антропоцентричность и поясняет механизмы метафоризации особенностями сознания человека и его мировосприятия, здесь первостепенную роль играют закономерности возникновения образов и понятий как на универсальном общечеловеческом, так и на уровне конкретной лингвокультуры. «Отношение к языку, которое задается «иным» мышлением, ведет к расширению границ самого языка. Нетривиальное смыслопорождение активизирует скрытые потенции языка, заставляет размышлять о противоречивых, парадоксальных явлениях его функционирования внутри одной и той же лингвокультуры. В подобном смыслопорождении активно проявляются намерения языковой личности к переосмыслению старых форм и созданию новых» [4, 32]. К этому направлению исследования процессов метафоризации относятся также работы П. Рикера и в большой степени – Дж. Лакоффа и М. Джонсона.
Уже в 1967 году М. Осборн дает общие предпосылки к предрасположенности метафоричного типа человеческого мышления, что готовит к рождению концепций «телесного разума», находящую отражение в работах Цинкена и собственно теории концептуальной метафоры.
В известнейшем труде «Metaphors We Live by» [1980] американские лингвисты Дж. Лакофф и М. Джонсон разработали концепцию, создавшую определенную системность описания процесса метафоризации как некоего когнитивного процесса «по-знания» (термин С.Н. Бредихина). Необходимо признать, что уже их работах языковое выражение (вербализация нового типа сказывания) является опосредованным и вторичным по отношению к метафоричной природе человеческого мышления. «Возможность языковой единицы иметь какой-либо смысл, быть «о-смысленной» в тексте происходит не по факту приписывания ей значения в языковой системе, не по прямой или опосредованной связи с внешним миром, а в силу того, что их можно и необходимо рассматривать в соотнесении с опытом как отдельного индивидуума, так и лингвокультурной общности, со всеми актами, присущими персонализации смысла. Построение нового смысла происходит не на пустом месте, а на базе того опыта ноэматической рефлексии, которой он уже располагает, и с привлечением феноменологической рефлексии» [3, 118]. Объяснение метафоризации эмпирично по сути и абстрактно по форме (эмпирика возникает в сфере рефлексивной реальности, а формальные основания её зиждутся на ассоциативных связях индивидуального), «наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична» [9, 25]. Именно этот подход полностью вычленяет процесс метафоризации за грань языковой системы и делает её феноменом взаимодействия языка, мышления и культуры. При этом необходимо четко определить категориальные характеристики метафорического выражения и концептуальной метафоры, что собственно и делает Дж. Лакофф – «локус метафоры – в мысли, а не в языке» [9, 203].
Дж. Лакофф и М. Джонсон вычленили особую систему метафор, которые базируются на расхожих в определенной лингвокультуре точках зрения на конкретные объекты номинации, именно такие метафоры и были определены ими как концептуальные. Именно данный термин дает возможность дифференцировать средства вербализации и базовый глубинный «по-знавательный» процесс. В основе различения средств вербализации и глубинных форм рефлексивной реальности лежит «проникновение в глубинные возможности трансформаций как механизмов порождения нового нетривиального метафоризованного смысла, представление о них как о процессе направленного (программирующего) ассоциативного воздействия на рефлективную реальность и фиксации рефлексии в различных мыследеятельностных актах со-знания и по-знания, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов» [5, 123].
Концептуальная метафора является тем определяющим элементом в системе языка, который позволяет функционировать гиперонимическим отношениям при номинации однородности через целую цепь метафор, базой которых служат общие или сходные ассоциации, именно такой вид метафоризации охватывает и структурирует целые идеографические поля. Из вышесказанного следует, что концептуальные метафоры представляют устойчивые корреляции источниковой, общепринятой и целевой, индивидуальной областью.
В настоящее время как за рубежом, так и в России чрезвычайно популярна и занимает все большее место в исследованиях «теория концептуального слияния» (conceptual blending), которая постулирует с психологической точки зрения единовременную активацию трех и более областей мозга, отвечающих за образы наглядного и абстрактного поля метафоризации [17, 169–179]. Для нас основным является задействование определенных, минимум двух, поясов мыследеятельности по Г.П. Щедровицкому в процессе переноса и трансформации смысловых квантов. Действие по определенной схеме, структурированной метаединицами, однако сведение понимания механизма метафоризации к перемещению содержания вербализованного конструкта в рамки существующего опыта (в определенный имеющийся фрейм), кажется нам весьма упрощенным.
В данном подходе когнитивистские аспекты представлены прежде всего теорией ментальных пространств Ж. Фоконье и теорией концептуальной метафоры, пересмотрение положений которой отразилось в работах Колсона, Тёрнера и некоторых других зарубежных ученых, в частности, альтернативой является так называемая модель нескольких пространств (many-space model), по сути иерархическая структура представляющая собой мультиуровневую систему отношений аллюзии, таким образом, однонаправленная модель движения от источника к цели, от общего к частному является лишь одним из планов сложнейшего аллюзивного хронотопа, чрезвычайно динамичного, подвижного и вариабельного сонма процессов, экспликации которых способствует только введение некоторых узловых квантов (метаединиц) «схемы действования», неких промежуточных пространста (middle spaces).
Вслед за Дж. Лакоффом и М. Джонсоном мы ставим перед собой задачу рассмотрения в метафоре четырех ментальных пространств и соотнесения их с поясами мыследеятельности по Г.П. Щедровицкому: два источниковых исходных ментальных пространства (input spaces), вкупе с ними общее пространство (generic space) и также смешанное пространство (blended space) или бленд (blend).
Таким образом, индивидуалистское начало или константы субъективности и интенциональности рассматриваются учеными по-разному, однако прослеживается и общее во всех рассмотренных концепциях, а именно стремление к учету всех уровней хронотопа и отнесению метафорического творимого к полю мыслекоммуникации и мыследеятельности, в работах С.Н. Бредихина пояс чистого мышления также не исключается, а значит, сфера метафоризации уходит от формально-логического рассмотрения и включается в область неузуальных и неисчислимых в традиционных формах данных.
Рецензенты:
Чанкаева Т.А., д.фил.н., профессор кафедры связей с общественностью, НОУ ВПО «Институт Дружбы народов Кавказа», г. Ставрополь;
Манаенко Г.Н., д.фил.н., профессор кафедры русского языка, ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет», г. Ставрополь.
Работа поступила в редакцию 28.12.2014.
Библиографическая ссылка
Бредихин С.Н., Карагёзиду Д.Г. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ МЕТАФОРА: ОТ КОГНИТИВИСТИКИ К ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКЕ // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 12-9. – С. 2032-2035;URL: https://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=36485 (дата обращения: 19.04.2024).