Существует множество научных фактов и документальных материалов, констатирующих взаимодействие и взаимовлияние тюркских и финно-угорских народов Приуралья и Среднего Поволжья. Их многовековые исторические, культурные, политико-экономические связи породили и межъязыковые связи, которые играют немаловажную роль в развитии и обогащении словарного состава языков этих народов. Зарубежными и отечественными учеными посвящено много работ изучению общих лингвистических параллелей и элементов в этих неродственных языках. Большую значимость представляют специальные исследования тюркологов и финно-угроведов по заимствованной лексике: Н.В. Бутылова, Н.И. Исанбаева, Г.В. Лукоянова, В.И. Лыткина, И.В. Тараканова, И.С. Насипова и др.
Наблюдения башкирских лингвистов тоже показали наличие финно-угорских элементов в башкирском языке. Они нашли отражение в исследованиях Р.Г. Ахметьянова, Г.Х. Бухаровой, М.И. Дильмухаметова, Н.Х. Ишбулатова, А.А. Камалова, Дж.Г. Киекбаева, Н.Х. Максютовой, С.Ф. Миржановой, З.Г. Ураксина, М.Г. Усмановой, Ф.Г. Хисамитдиновой, З.Ф. Шайхисламовой, Р.З. Шакурова, З.Н. Юнусова и др. Ценные материалы по данной проблематике можно почерпнуть в работах И.С. Насипова. В его докторской диссертации, монографиях и в ряде статей подробно анализируются, систематизируются, классифицируются финно-угорские заимствования в татарском языке и его диалектах, выделяются историко-генетические пласты заимствований [8].
Но до сегодняшнего дня вопрос о марийских, удмуртских, мордовских заимствованиях в башкирском языке не стал объектом специального исследования.
Глубокие исторические корни прослеживаются в этногенетических, политических, материальных и духовных связях башкир и удмуртов. В первой половине I тыс. н. э. башкиры пришли в Приуралье сложившейся древней народностью с самобытной культурой и языком. Р.Г. Кузеев пишет, что «по мере движения на север башкиры входили в тесные взаимодействия с финнами пермской группы (предками удмуртов, коми-пермяков) и обскими уграми (манси и ханты), которые в это время отдельными очагами широко расселились к западу от Урала, достигнув верхней и средней Камы» [6, с. 24]. Освещая новые факты об этнополитической истории Башкортостана и о территории расселения башкирского народа, Н.А Мажитов и А.Н. Султанова отмечают, что в X–XII вв. «северная граница Башкортостана проходила по Средней Каме и Среднему Уралу (юг Пермской и Свердловской областей), где они активно соприкасались с местными племенами, говорившими на различных диалектах финно-угорских языков» [4, с. 268].
В XVI в. же началось переселение удмуртов в Башкирию. На новых землях их соседями стали разноязычные народы, но численно преобладали тюркоязычные башкиры и татары. К середине XIX в. в Башкирии «были представлены все тюркские и финно-угорские народы Среднего Поволжья» [6, с. 29].
М.Г. Атаманов утверждает, что «именно предки южных удмуртов наиболее интенсивно контактировали вначале с ираноязычными кочевниками, после них – с тюркскими племенами. До начала великого переселения народов (IV–VII вв. н.э.) племенное объединение ватка населяло Вятско-Ветлужско-Волжский бассейн, а селения племенного союза калмез располагались в бассейнах рек Камы и Белой. В V–VII вв. пришлыми из азиатских степей кочевниками-тюрками, отчасти иранскими, угорско-самодийскими племенами калмезы были оттеснены на территорию племени ватка – в Волго-Вятское междуречье; значительная часть была ассимилирована, вошла в состав северо-западной группы башкир» [1, с. 60].
По мнению И.В. Тараканова, исследовавшего межнациональные языковые контакты в Волжско-Камском регионе, «тюрко-удмуртские материальные, духовные связи были постоянными, что привело к сильному взаимопроникновению языковых материалов». Им отмечается, что в отдельных диалектах, особенно в местах наиболее интенсивного контактирования в удмуртском языке обнаружено около 1800 тюркских заимствований и процент употребления «в два раза больше, чем в диалектах северного, срединного и пограничного контактирования вместе взятых» [10, с. 149–151].
Таким образом, наиболее явственные следы лексического влияния финно-угорских языков на башкирский прежде всего должны быть среди северных башкир. Поэтому мы считаем целесообразным исследование заимствованной лексики не только в башкирском литературном языке на лексикографическом материале «Словаря башкирского языка» [9], но и в диалектах на материале «Диалектологического словаря башкирского языка» [3].
Нами был систематизирован материал по изучению удмуртских заимствований в башкирском языке и его диалектах.На данный момент нами выявлено около 40 лексических единиц, определямых исследователями как заимствования из удмуртского языка или же как приобретения, связанные с этим языком. Рассмотрим их употребление в башкирском литературном языке, в его диалектах и говорах. Билмән, диал. пелмин (гайн.), пилмин (гайн., средн.) [9 т. I, с. 144; 2, с. 90; 3, с. 263]. Бүкән, диал. (аргаяш., демск., сев.-зап., средн., средн. урал, сакмар.) «табуретка», (аргаяш., кызыл., сакмар.) «стул», (средн.) «пенёк», (кызыл., средн.) «обрубок, чурбан», (сев.-вост., средн., иргиз.) «подушка (у телеги)», (гайн., сев.-зап., средн., средн. урал) «ступица», (икск.) «нащепы (у саней и телеги)»; (средн.) «сепараторный барабан», «гири у часов»; (гайн., демск., караид., сев.-зап.) «пук (рябины)» [9 т. I, с. 181; 2, с. 114; 3, с. 62]. Бышым «вид мягкой обуви с кожаной головкой и холщевыми голенищами (Тула башым. Ҡынйыраҡ башымы. Башым тегеү.)» [9 т. I, с. 195; 2, с. 122]. Бышымлы сабата, бышымлы ҡата «лапоть с холщевым верхом» [9 т. I, с. 195]. Бәпкә I«бутон борщевика», бәбкә диал. (средн.) «завязь борщевика», бәбәк диал. (демск., средн., средн. урал.) «молодая поросль борщевника», бәпкә диал. (кызыл., средн., ик-сакмар.) «завязь борщевика (Көпшәһен ашайлар, бәпкәһен ҡайнатып эсәләр (сакмар.)», пикан диал. (караид., гайн.) «завязь борщевика (Пикан ашы ашаҙыҡ (гайн.)» [9 т. I, с. 203; 2, с. 126; 3, с. 68, 69, 70, 263]. Бәпкә II диал. (демск., минз., сев.-зап., средн., ик.-сакмар.) «стропила», бәбке, бәпкедиал. (средн. урал) «стропила» (Бәбкеләргә йарарлыҡ ағастар алып ҡайттым әле урмандан) [9 т. I, с. 81, 203; 2, с. 47; 3, с. 68, 70]. Дегәшкә-дегәшкә диал. (сакмар) «гал-гал (междометие зова гусей); дигәш, дигәскәй диал. (средн.), тегәшкә диал. (икск.) «междометие отгона гусей» [3, с. 79, 80]. Кежләү: эс кежләү диал. (средн.) «көйөү – переживать (Эсем кежләп тора ҡайғынан)» [3, с. 136]. Көбәк «1. ствол, ружейный ствол; 2. труба самовара; 3. ствол шахты, скважины»; көбәк диал. (ик-сакмар.) «ступица, труба (при бурении нефти)»; күбәк диал. (демск., средн.) «ствол ружья (Ике күбәкле мылтыҡ)»; көбөсәк, көвөсәк диал. (кызыл., средн., ик-сакмар.) «маленькая деревянная посуда, сделанная из полого дерева», «ступица» [9 т. I, с. 531; 2, с. 293; 3, с. 148, 158]. Кәлигә диал. «аңра шалҡан», (сев-зап., айск.) «ҙур шалҡан – крупная репа», кәрлигә диал. (сев.-зап.) «сөсө торма – калега» [9 т.I, с. 704; 2, с. 324; 3, с. 171, 174]. Ҡура «1. хлев, конюшня; 2. двор»; диал. (аргаяш., демск.) «двор» [9 т. I: 181; 2, с. 382; 4, с. 205]. Ҡурыз «липовое лыко», ҡурыс диал. (средн., ик.), ҡурыç (демск.) «лыко»[9 т. I, с. 707; 2, с. 384; 3, с. 206]. Лауыр «туберкулез шейных желез; лекарственная трава, используемая при лечении туберкулеза желез»; диал. (ик.-сакмар.) «1. туберкулез желез (Лауыр белән ауырығаннарҙың эрене ағып йөрөнө, аға ништәтергә лә белмәнеләр.); 2. золотуха (Шунын йағына лауыр сыҡҡан бит.)», науыр, науыр еләгедиал. (ик-сакмар.) «туберкулез шейных желез, лекарственная трава, используемая при лечении туберкулеза желез» [9 т. I, с. 761; 2, с. 409; 3 221, 243]. Мис «бурдюк (сделанный из козьей шкуры для перевозки кумыса)»; мисте диал. (сакмар.) «бурдюк из козьей шкуры»; мыс диал. (сакмар., айск.) «молочник из козьей шкуры», мысый (сакмар.) «сосуд из козьей шкуры» [9 т. I, с. 808; 2, с. 433; 3, с. 232, 239]. Мурҙа «верша, морда, рыболовная снасть», мурҙалыҡ «пригодный для плетения морды», мурҙай «сосуд из шкуры вымени коровы», мурҙа диал. (сакмар.) «помост для сушки курута», мурҙа анаһы (айск.) «корпус верши», мурҙабалаһы (сакмар.), мурҙа тамағы(ик.), мурҙа теле (демск.) «горловина верши», мурҙай (сакмар.) «бурдюк», нурҙа диал. (кызыл., средн., ик-сакмар.) «морда» [9 т. I, с. 838; 2, с. 311, 444; 3, с. 237, 246]. Папа, папай диал. (сев.-зап.), папаҡ (средн.) «боҡай – бука» [3, с. 262]. Печтек диал. (гайн.) «хвощ полевой» [3, с. 263]. Саламай диал. (аргаяш., миасс.), саламат диал. (средн., сакмар.) «мучная каша, сваренная на сметане», саламат диал. (ик.) «лепешка» [9 т. II, с. 163; 2, с. 526; 3, с. 267]. Сәрмә «дорожная сума (из обработанной шкуры или цветастой шерстяной ткани; тж. кәшен; диал. любяной дорожный короб (Һәүезә, ҡабыҡ сәрмәнән күгәргән ҡорот сығарып, иренең алдына ҡуйҙы. Я. Хамматов. Ҡарт сәрмәһенән икмәк сығара. Әкиәттән.)»; сәрмә ҡағыу «свадебное угощение, привезенное сватами»; сәрме төбө «подарки, преподнесенные невестой будущей свекрови и старшей родственнице жениха»; сәрмә диал. (кызыл.) «четырехугольная сумка, сшитая из материи»; сәрмә төбө диал. (сакмар.) «ценный подарок невестки свекрови; подарок невестки старшей снохе»; сәрмә йөкләп бейеү диал. (кызыл., миасс.) «свадебный ритуал – пляска, сопровождаемая сбором денег» [9 т. II, с. 283; 2, с. 571; 3, с. 93, 295]. Шабала I диал.(аргаяш., сальзигут., средн. урал.) «дуршлаг», шабала диал. (миасс.), шабалан диал. (аргаяш.) «совок»; шабала II диал. (караид.) «1. лопатка, которой очищают лемех во время пахоты. 2. предплужник» [9 т. II, с. 641; 3, с. 388]. Шурҡы диал. (сев.-зап.) «индюк» [3, с. 396]. Далее обратим внимание на примеры из удмуртских заимствований, которые даются И.В. Таракановым [10, с. 162–163]. Проанализируем их с точки зрения употребления в башкирском литературном языке или в его диалектах, при этом укажем, в каких говорах распространена та или иная лексема. Бот «бедро, ляжка, бедренная кость» [9 т. I, с. 159; 2, с. 100]; (Тараканов: бөт) < удм. пыд «нога». Йөн «шерсть, руно, волосы» [9 т. I, с. 434; 2, с. 235]; (Тараканов: йен) < удм. гон «пух, шерсть». Кәртә «шест, жердь; изгородь, ограда, загородка; хлев»; кәртә диал. (демск., средн.) «двор», (гайн., кызыл.) «надворные постройки», (аргаяш.) «загон», (аргаяш., ик-сакмар.) «хлев», (средн.) «жердь для нападения на спящего медведя»; утырма кәртә диал. (демск.) «частокол»; кәртә башы диал. (аргаяш., средн.) «крыша хлева» [9 т. I, с. 595; 2, с. 326; 3, с. 174] < удм. «хлев, огороженное место», «платье с оборками, ровный». Ҡайыр «кора, луб; корье» [9 т. I, с. 614; 2, с. 337]; (Тараканов: кыраз) < удм. кур «луб, лубок». Ҡоно «росомаха» [9 т. I, с. 676; 2, с. 369] < удм. кион «волк». Ҡыраз «вершина, гребень (горы, сугроба)»; ҡырҙас диал. (кызыл.) «гребень», ҡыра диал. (сев.-вост.) «хребет. Тау ҡыраһы (миасс.)» [9 т. I, с. 732; 2, с. 395; 3, с. 213]; (Тараканов: кырыз) < удм. гурезь «гора». Леп-леп «подражание быстрому легкому движению (сәскәләр өҫтөндә леп-леп оса күбәләктәр – над цветами порхают бабочки» [9 т. I, с. 763; 2, с. 410]; (Тараканов: леп-леп итән осоу) < удм. лобаны «летать». Лай «ил, тина», лай диал. (тук-соран.) «жидкий глиняный раствор», (ик-сакмар.) «сай – ил; шифалы батҡаҡ – лечебная грязь (Лайына күмеләләр, шул килешә дәнгә.)»; лай ғойоу диал. (аргаяш.) «һылау – мазать»; лайла диал. (кызыл.) «шыйыҡ батҡаҡ – жидкая грязь» [9 т. I: 756; 2, с. 406; 3, с. 219] < удм. лайыны «месить». Мейе «мозг»; мейә диал. (аргаяш., сальз., айск.) «мейе – мозг (Мейәгә бәреп ебәрҙеләр (айск.)» [9 т. I, с. 795; 2, с. 426; 3, с. 230] < удм. вим, виым «мозг». Мөшник диал. (средн. урал) «пирожок» [3, с. 236] < удм. мушник «наливные шаньги, ватрушки из сдобного теста с начинкой». Төләү «линять, линька (о животных, птицах)» [9 т. II, с. 385; 2, с. 629]; (Тараканов: төлә «линять» < удм. тылы «перо (птичье)». Уйһыу «низина»; уйһыулыҡ «низменность» [9 II, с. 463; 2, с. 672]; диал. (сев.-зап.) уйа, (дем., средн., средн. урал, ик-сакмар.) уйаҙ, (гайнә) уйазсыу, (ик-сакмар.) уйалыҡ, (кызыл., ик-сакмар.) уйамыр, (аргаяш) уйасыҡ, (караид.) уйҙыҡ, (демск.) уйҡаҙ, (дем., средн., ик-сакмар.) уйҡыл, (сев.-зап.) уйма, уйсыл, (демск., кызыл., средн., иргиз.) уйпат, (сев.-зап.) уйсыл, (сакмар.) уйыл, (ик-сакмар.) уйыра «низина» [3, с. 352] < удм. улыг «низменность». Серәй «гальян», селбәрә «малек, мальки» [9 т. II, с. 187, 195; 2, с. 535, 538]; диал. (миасс., средн.) сербала, сирбала; (караид.) серҙе, серҙей, серҙекәй; (демск., средн.) сырлы, сырлый, сырҙы, сыржей; (ик-сакмар.) сертей; (кызыл.) серем; (миасс.) серкә; (демск., средн.) серле, серлей; (икск.) сертей; (ик-сакмар.) сибай, сибайбалыҡ, сибайт, сибаҡа, сибетә, сибәтәй, сималай, сималҡа, сирбаҡ [3, с. 274, 275]; (Тараканов: серкә) < удм. чыры-пыры «мелочь». Сүмес «ковш, ковшик, черпак, половник» [9 т. II, с. 247; 2, с. 558]; диал. (демск., ик-сакмар.) сумес «дуршлаг»; (караид.) сумес Споловник» [3, с. 286] <удм. шумес «квашня». Оторо «против, напротив, наперекор» [9 т. II, с. 55; 2, с. 476]; диал. (сакмар.) «по напрвлению к ... Һуңғы торо мәҙрәсә булып ҡалды ул. Аҙаҡҡа торо бармай баштаны» [3, с. 323]; (Тараканов: торо) < удм. дуре «к (послелог)». Следует отметить, что названные И.В. Таракановым такие заимствования, как: бөшә, быллккүз, дел бака, көзе, тиңә, тиңәдә, ни в «Словаре башкирского языка», ни в «Диалектологическом словаре башкирского языка» нами не были зафиксированы.
Таким образом, с точки зрения употребления заимствований в литературном языке или в диалектах проанализированный материал позволяет выделить следующие группы:
1) заимствования, которые стали нормативными и общеупотребительными: бышым, сәрмә, бот, йөн, ҡайыр, ҡоно, леп-леп,төләү;
2) заимствования, которые стали литературными, но в диалектах имеют разные фонетические варианты: билмән – пелмин, пилмин; бәпкә(1) – пикан, бәбәк, бәбкә; көбәк – күбәк, көбөсәк, көвөсәк; ҡурыз – ҡурыс, ҡурыҫ, ҡурыҙ; лауыр – науыр; мис – мыс, мисте, мысый; мурҙа – нурҙа; ҡыраз – ҡыра,ҡырҙас; мейе – мейә; сүмес – сумес, сумес; уйһыу, уйһыулыҡ –уйа, уйаҙ, уйазсыу, уйалыҡ, уйамыр, уйасыҡ, уйҙыҡ, уйҡаҙ, уйҡыл, уйма, уйсыл, уйпат, уйсыл, уйыл, уйыра; серәй, селбәрә – сербала, сирбала, серҙе, серҙей, серҙекәй, сырлы, сырлый, сырҙы, сыржей, сертей, серем, серкә, серле, серлей, сертей, сибай, сибайбалыҡ, сибайт, сибаҡа, сибетә, сибәтәй, сималай, сималҡа, сирбаҡ;
3) заимствования, которые стали литературными, но в диалектах имеются их семантические варианты: бүкән «табуретка», «стул», «пенёк», «обрубок, чурбан», «подушка (у телеги)», «ступица», «нащепы (у саней и телеги)», «сепараторный барабан», «гири у часов», «пук (рябины)»; ҡура «хлев, конюшня», «двор»; кәртә «двор», «надворные постройки», «загон», «хлев», «жердь для нападения на спящего медведя», «частокол», «крыша хлева»; лай «ил, тина»,«жидкий глиняный раствор», «лечебная грязь», «жидкая грязь»; оторо «против, напротив, наперекор», «по напрвлению к ...»;
4) заимствования, которые распространены только в диалектах (некоторые в фонетических вариантах): бәпкә (2), бәпке (2); дегәшкә, дигәш, дигәскәй, тегәшкә; кежләү; папа, папай; печтек; саламай, саламат; шабала, шабалан; шурҡы; кәлигә, кәрлигә; мөшник.
С точки зрения территориального распространения, удмуртские заимствования, употребляющиеся в литературном языке, и их фонетические, семантические варианты зафиксированы во всех диалектах и во многих говорах башкирского языка относительно в равном количестве: в восточном диалекте 14 лексических единиц, в северо-западном – 15, в южном – 20. Следует заметить, что большинство диалектальных заимствований зафиксированы в караидельском, среднем уральском, гайнинском говорах северо-западного диалекта башкирского языка: пикан, дигәш (дигәскәй, тегәшкә), кәлигә (кәрлигә), папа (папай), печтек, шурҡы, шабала, мөшник и др. Наши исследования подтверждаются итогами Всесоюзной переписи населения 2002 года, согласно которым на территории Республики Башкортостан удмурты расселены в основном в северных и северо-западных районах: большинство их живет в Татышлинском (5818 чел.), Янаульском (4754), Калтасинском (2766), Бураевском (1472) районах, в городах Янаул (2067), Нефтекамск (1493), небольшие группы – в Ермекеевском (534), Балтачевском (515), Илишевском (309) и Кушнаренковском (299) районах [7]. С.Ф. Миржанова отмечает, что на северо-западе Башкирии формируется башкирский диалектный народно-разговорный язык, вобравший в себя некоторые особенности языков татар, мишарей и финно-угорских народов [5, с. 4].
Таким образом, многовековые контакты удмуртского и башкирского народов обусловили большой приток удмуртских слов в башкирский литературный язык и различные его говоры.
Рецензенты:
Ишбаев К.Г., д.ф.н., профессор кафедры башкирского языка Стерлитамакского филиала Башкирского государственного университета, г. Стерлитамак;
Насипов И.С., д.ф.н., доцент, зав. кафедрой татарского языка и литературы БГПУ им. М. Акмуллы, г. Уфа.
Работа поступила в редакцию 04.04.2013..
Библиографическая ссылка
Мукимова Н.А. УДМУРТСКИЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В БАШКИРСКОМ ЯЗЫКЕ И ИХ ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ДИАЛЕКТНОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ // Фундаментальные исследования. – 2013. – № 6-1. – С. 194-198;URL: https://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=31442 (дата обращения: 03.12.2024).