Одним из приоритетов внешней политики Российской Федерации является укрепление международного авторитета страны, формирование объективного и благоприятного образа России путем развития международного культурного сотрудничества [9]. Согласно V статье Декларации принципов международного культурного сотрудничества ООН, принятой 4 ноября 1966 года, народы и страны должны делиться друг с другом знаниями и опытом [4]. Этот обмен может осуществляться путем привлечения специалистов для развития или усовершенствования различных сфер. Культурное сотрудничество России со странами Корейского полуострова, которые являются ее важными стратегическими партнерами в Азиатско-Тихоокеанском регионе, имеет исторические корни и уникальный опыт [5]. Изучение данного опыта, его успехов с целью их использования и промахов с целью их избегания может способствовать более эффективному российско-корейскому культурному сотрудничеству. Более того, объективное освещение истории российско-корейских отношений помогло бы составить более верное представление друг о друге у народов России и стран Корейского полуострова, что отвечает стратегическим задачам этих стран.
Подписание в 1876 г. на острове Канхва торгового договора между Японией и Кореей ознаменовало отказ последней от курса внешнеполитической изоляции и становление на путь превращения в независимое и процветающее государство. Одним из способов достижения этой цели корейские власти видели в сотрудничестве с иностранными державами в политической, экономической и культурной областях. Высокопоставленные корейские чиновники неоднократно говорили о необходимости приглашения иностранных специалистов для реорганизации финансовой системы страны, системы образования и управления, а также для создания корейской армии, соответствовавшей современным требованиям того времени. В данном направлении предпринимались определенные шаги.
Стремление Кореи отвечало и интересам внешней политики России на Дальнем Востоке. Имея общие государственные границы, Российская империя хотела иметь своим соседом независимое и самостоятельное государство в качестве буферной зоны, противодействующей иностранной экспансии в Северо-Восточной Азии (в тот период – прежде всего японской). О важности культурного сотрудничества с Кореей как одного из способов для достижения последней самостоятельности и укрепления русского влияния на полуострове не раз отмечали видные представители России. Так, контр-адмирал Е.И. Алексеев писал управляющему Морским министерством вице-адмиралу П.П. Тыртову: «Таким путем, как войско и школа, – могут быть достигнуты существенные результаты в постепенном упрочении нашего положения в стране и противодействие успеху японского и американского влияния по воспитанию корейского народа» [10].
С целью создания надежной корейской армии корейское правительство обращалось к Китаю, Японии, Германии и Америке. Сотрудничество с военными специалистами вышеупомянутых стран не принесло желаемых результатов. Следует отметить, что корейское правительство и перед Россией неоднократно ставило вопрос о возможности военного сотрудничества, но по многим причинам Россия долго не решалась на столь ответственный политический шаг.
К началу 1896 года в силу ряда событий последних лет сложились определенные условия, и усилилась обоюдная заинтересованность именно в российско-корейском военном сотрудничестве. Пророссийские настроения получили широкое распространение среди значительной части корейского общества благодаря тем успешным политическим шагам, которые были предприняты российскими дипломатами во время так называемой «трехсторонней интервенции» 1895 г., когда Россия в союзе с Германией и Францией заставила Японию отказаться от претензий на Ляодунский полуостров.
Последующие события, а именно убийство королевы Мин Менсок 8 октября 1895 г., государственный переворот и бегство вана Коджона 11 февраля 1896 г. в здание российской дипломатической миссии создали совершенно необычную политическую обстановку и способствовали росту симпатий к России.
Охрана здания русской миссии, в которой нашел спасение корейский король со своим наследником, осуществлялось морскими десантниками. Путешествующий по Корее в 1895–1896 гг. полковник Карнеев, ставший очевидцем тех событий, писал о том, что король Коджон, глядя на наших матросов, «был в восхищении от молодцеватого вида людей и их выправки». Тогда же он выразил поверенному в делах в Сеуле А.Н. Шпейеру желание, чтобы «русские взялись за обучение и организацию корейской армии» [8]. 14 февраля ван Коджон попросил официальных представителей России в Корее К.И. Вебера и А.Н. Шпейера передать правительству своей страны просьбу поддержать его шаг по сближению с Россией и оказать помощь в создании надежного и хорошо обученного корпуса войск и назначении в Сеул доверенного главного советника правительства Кореи [1].
Добиваясь от России более активных действий в решении политических, экономических и военных реформ своей страны, ван Коджон воспользовался официальным приглашением Корее принять участие в коронации Николая II и направил в Россию специальную миссию во главе с Мин Ён Хваном. Миссия носила церемониальный и деловой характер. Наряду с поздравлением русского царя от имени Кореи основным предписанием Мин Ён Хвану являлось добиться приглашения 200 человек русских инструкторов для создания надежной корейской армии.
На решение этого вопроса, который принимался Россией так долго и мучительно, ушло почти три месяца. Вполне осознавая преимущества и необходимость военного сотрудничества, царское правительство не спешило с ответом корейскому королю, опасаясь вооруженного конфликта со страной Восходящего Солнца.
Тем не менее просьба корейского правительства была удовлетворена и 21 октября 1896 г. года на канонерской лодке «Гремящий» вместе с корейским посольством во главе с Мин Ён Хваном в Сеул прибыли полковник Генерального штаба Д.В. Путята, на которого возлагалась ответственность разработки плана будущей организации корейской армии, два офицера, военный врач и 10 унтер-офицеров с тем, чтобы приступить к формированию и обучению отряда в 800 человек для несения охранительной службы в столице Кореи.
На момент прибытия наших офицеров состояние корейской армии было катастрофичным. По свидетельству путешественника П.Д. Гирса «ухода за оружьем не существовало никакого и большинство из них были опасны для стреляющих при стрельбе. Строевая служба производилась весьма редко, офицеры не занимались совершенно, строй наводил уныние своим видом. Внутренний порядок совершенно отсутствовал, всякий жил, как хотел, в свободное время люди уходили домой, что было очень выгодно для кармана хозяйственных лиц. Дисциплина проявляется в очень слабой степени, при офицере, в строю и на часах курят, разговаривают и уходят, бросив ружья.
Волосы стригут лишь немногие… грязь порождает обилие насекомых в платье, волосах и на теле, мыться не любят» [2].
Первым делом на основе тщательного медицинского осмотра решено было отобрать 800 солдат и поставить все обучение «на русский образец». Необходимо отметить, что выбрать здоровых пригодных для службы солдат оказалось непростым делом. Тот же Гирс объяснял это тем, что комплектование армии не обходилось без взяток, так как содержание солдат было не из маленьких даже при воровстве начальства, а служба легкой. Результатом такого пополнения являлся огромный процент слабых, больных и старых. Реорганизация полка на русский манер осложнялась отсутствием переводчиков и препятствиями, чинимыми корейскими чиновниками–казнокрадами.
Занятия с отдельным батальоном, названным впоследствии «русским», начались 3 ноября 1896 г. Ответственным за обучение этого батальона назначили поручика Л. Афонасьева. На него также была возложена ответственность за подготовку 33 курсантов корейского «кадетского корпуса», основанного по просьбе вана Коджона еще в феврале 1896 г., обучением которого занимался начальник русского десанта в Сеуле по охране русской миссии, в которой находился ван, лейтенант крейсера «Адмирал Корнилов» Хмелев.
За короткий период русским инструкторам удалось наладить строгую дисциплину среди отобранных корейских солдат и соблюдение правил гигиены. Из-за неоднократных случаев различных заболеваний русские инструкторы настояли на поддержании тела и одежды в строгой чистоте. Русские инструкторы убеждали солдат носить короткую стрижку, но уважая корейскую культуру, русские инструкторы относились с пониманием и терпением к тем, кто продолжал сохранять длинные волосы в соответствии с корейской традицией. Впрочем, вскоре таких осталось немного.
Занятия по строевой подготовке, меткой стрельбе по мишеням, воинскому этикету стали проводиться регулярно. Примечательно, что все команды отдавались на русском языке. Русские инструкторы ввели в употребление сигнальный рожок и барабан, обучили корейских солдат русской строевой песне, которую солдаты лихо исполняли при ходьбе маршем. Газета «Independence» три месяца спустя писала об этом так: «Учения проводятся каждый день с 9 до 12 часов в первую половину дня и с 2 до 5 часов после полудня рядом с казармами 4 и 5 полков. Это и впрямь удивительно, что люди прекрасно понимают русские команды, несмотря на то, что обучались иностранными инструкторами всего лишь короткий период времени» [12].
Русские военные специалисты добились введения униформы и смены непригодного к употреблению оружия на качественные берданки, которые были закуплены в России. Ими были обеспечены все солдаты «русского» батальона и «кадетского» корпуса. Однако самым важным, пожалуй, стало введение в ротах «самостоятельного хозяйства по русскому образцу», то есть принятия всей материальной ответственности и отчетности по снабжению на батальон, благодаря чему впервые удалось решить проблему с продовольственным обеспечением и выплатой денежного довольствия. «Совершилось необыкновенное событие, слухи о котором распространились далеко за пределы батальона: нижние чины стали получать все по положению, появилось мясо, жалование выдается полностью…» – вспоминал П.Д. Гирс [3].
28 мая 1897 года в Сеуле в присутствии вана, высших корейских сановников, жителей города и иностранных представителей состоялся смотр, на котором были продемонстрированы результаты обучения, включая гимнастику, фехтование, ружейные приемы, ротное учение, строевую подготовку, стрельбу на месте и на ходу. Смотром командовали одни только корейские офицеры, обученные русскими инструкторами. Французские офицеры, присутствовавшие на стрельбах рот батальона, «пришли в восторг» от результатов. «Подобного зрелища Сеул еще не видел, – писали русские инструкторы. – Король высказал восторженное одобрение» [7]. Путятой и корейскими министрами было принято решение о подготовке в течение 3 лет 6-тысячной кадровой армии с последующим развертыванием и доведением ее численности до 40 тыс. человек. Предусматривалась и модернизация кавалерийских, артиллерийских и инженерных частей, создание военных школ, строительство арсенала, мастерских.
В результате согласования плана реорганизации корейской армии штат русских инструкторов в Корее должен был возрасти до 24 офицеров и 131 унтер-офицера. Однако царское правительство России отказалось полностью взять на себя организацию корейской армии. Министерство иностранных дел России, также как и летом 1896 г., принципиально соглашаясь с необходимостью создания вооруженных сил Кореи под руководством России, откладывало осуществление его на неопределенное будущее, считая необходимым сначала укрепить позиции России в Корее в финансовой области и только после этого приниматься за решение военных вопросов. В ответ на просьбы корейского правительства прислать дополнительно 21 военного инструктора в августе 1897 г. в Корею были направлены 13 советников [6].
Добросовестно выполняя свои служебные обязанности, русские военные специалисты смогли добиться того, что прежде не удавалось никому. Начальник эскадры в Тихом океане контр-адмирал Е.И. Алексеев писал в донесении управляющему Морским министерством Тыртову П.П.: «Батальон корейских солдат, обученных нашими инструкторами, на ученье и стрельбе которых я присутствовал, производят весьма хорошее впечатление. Выправка, отчетливость ружейных приемов и построений, результат смотровой стрельбы доказывают, что инструкторы (а сверху карандашом подписано – солдаты) относятся к делу с любовью и серьезностью и заслуживают особой похвалы. Батальон по внешнему виду стал совершенно иной, чем он был прежде при инструкторах-японцах. По словам наших офицеров, корейские солдаты относятся теперь к своим обязанностям вполне сознательно и строго, хотя стойкость их в огне подлежит пока еще сомнению» [11].
Несмотря на успехи русских военных специалистов, из-за сильного противодействия прояпонски настроенных высших корейских чиновников, самой Японии, изменения международной обстановки на Дальнем Востоке во второй половине 90-х годов XIX века и перемещения центра российской политики на Дальнем Востоке из Кореи в Маньчжурию; возвращение в феврале 1897 г. в свой дворец вана Коджона и др., план реорганизации корейской армии, как и все другие договоренности, достигнутые в ходе визита в Россию первой корейской миссии во главе с Мин Ён Хваном, не были реализован до конца. Само российско-корейское военное сотрудничество было прервано в 1898 г.
Таким образом, несмотря на недолгий опыт русское инструкторство в Корее, обнаружив с первых дней свою состоятельность даже в тех скромных размерах, в которых оно было начато, принесло пользу, с одной стороны, содействуя умиротворению страны, с другой – высоко подняв русский престиж. Россия продемонстрировала наличие военных традиций и опытного офицерского состава, обладающего необходимыми, отвечающими европейским стандартам знаниями в военной сфере. Русские офицеры способствовали распространению русской культуры, традиций и обычаев, способствовали формированию представлений о русских как о народе патриотичном, преданном делу, волевом, добром и справедливом.
Рецензенты:
Бобышев С.В., д.и.н., профессор, зав. кафедрой «Теория и история государства и права», ДВГУПС, г. Хабаровск;
Ковальчук М.А., д.и.н., профессор, ДВГУПС, г. Хабаровск.
Работа поступила в редакцию 19.02.2013.